Читаем Новеллы полностью

Я кинулся в дом, в комнату Каролины. Там должна была спать и девочка. Включив свет, крикнул старухе: «Землетрясение, Каролина! Быстро в сад!» Зажженная лампочка маятником качалась из стороны в сторону, с потолка летели куски штукатурки. Я схватил ребенка и бросился к выходу. Но прежде чем я добежал до порога, последовал второй толчок, затрещали балки перекрытий, дверь распахнулась, в каминных дымоходах что — то с шуршанием осыпалось, снаружи снова донеслось звяканье упавшей черепицы. Входные двери заклинило, я напрягал все силы, чтобы открыть их, и был по-настоящему счастлив, когда с ребенком на руках наконец оказался на улице. Но как раз в этот момент все и стихло.

Роза, столь бесцеремонно разбуженная, хныкала в моих объятиях, а я соображал, что делать дальше. Можно было подумать, что по случаю землетрясения Каролина выбирает лучшее платье из своего гардероба, она так еще и не появилась. Снова идти в дом и тащить с собой ребенка я не хотел и оставить его одного на улице тоже не мог. Поэтому я несколько раз прокричал: «Каролина!» Разумеется, не получив никакого ответа. Все было тихо. Только лес еще немного потрескивал, как будто потягивался своими онемевшими ото сна членами. И действительно, кажется, лес стряхнул с себя дремотную неподвижность и пробудился от кошмарного сна. А издалека повеяло чем-то похожим на ветер.

Пока я ломал голову, силясь принять какое-либо решение, прибежал Ветхи.

— Что это было, доктор? — спросил он, дрожа всем телом.

— Надо думать — землетрясение… с вами что-нибудь случилось?

Нет, с Ветхи ничего не случилось, но разве я не слышал страшного грохота канатной дороги? Только после его слов я вспомнил резкий свистящий шум, слившийся с треском деревьев. Странно только, что это выпало из моего сознания. Но это, действительно, было.

— Скажите, Ветхи, вы успели вынести ребенка?

— Да, жена сидит с ним возле дома.

— Он закутан?

— Закутан, и очень хорошо… Можно идти в дом?

— Думаю, что уже… Вы присмотрите, пожалуйста, за Розой. Только не берите на руки, иначе наш карантин потеряет всякий смысл… Вы просто посидите рядом с ней.

Я усадил ребенка на скамейку и пошел в дом. Не исключено, что Каролину от испуга хватил удар.

Нет, оказалось, что удара не было и в помине. Она преспокойно спала в своей постели и, словно заранее предвидя ход событий, предусмотрительно не выключила свет. Возможно, она не понимала, что творится вокруг. II, наверно, в подобных случаях это самое разумное. Однако я не решился принести назад Розу.

— Побудьте немного здесь, — сказал я, вернувшись к Ветхи, — схожу наверх, успокою вашу жену и разузнаю, что делается-в деревне… Здесь люди приучены к таким встряскам.

И я поспешил вверх по горной дороге. Сначала я завернул к фрау Ветхи, сидевшей с малышом на руках. Ребенок был хорошо укрыт, в такую теплую ночь за него можно было не опасаться. Я снова пошел вверх по улице.

Во многих домах горел свет. В проулке я увидел горстку полуодетых людей. Они не казались слишком взволнованными. Подземные толчки здесь не в диковинку. Правда, сегодняшние были сильнее, чем обычно, а ночью все выглядит более зловеще, чем днем. Но здесь на это не обращают внимания. Как и там, в Нижней деревне. Я помню, это было осенью, четыре года назад. Тогда никто не выказывал ни малейших признаков беспокойства. Будут ли новые толчки? Нет, все уже позади. Конечно, гора поступает как ей заблагорассудится, но ее намерения можно угадать особым чутьем.

У меня оно тоже было. Воздух насыщался теплом, идущим снизу, из долины. Небо было усеяно мерцающими летними звездами. Чудесная, бестревожная ночь.

В Верхней деревне тотчас зажглись окна. Мне хотелось как можно скорее повидать мамашу Гиссон, но я был весьма удивлен, заметив возле ее дома фигуру Мариуса. Он стоял рядом с Матиасом-с-горы. Как мне показалось, между ними шел горячий спор. Причем масла в огонь подливал, конечно, Мариус, а не его рассудительней собеседник. До меня доносились слова:

— Ты слышал, Матиас, что сказала гора: час пробил.

— Да, — ответил Матиас, — гора кое-что сказала, она просила, чтобы ты оставил ее в покое.

Мариус был сильно возбужден, он чуть ли не рвал на себе волосы, на манер итальянцев, когда их переполняет отчаяние.

— Канатка оборвалась, — кричал он, — неужели ты не видишь в этом знака?

— Вот как? Канатная дорога оборвалась? — спросил я, подходя к спорившим. — А вы, Мариус, были при этом?

— Сам видел, как лопнула, видел, как вагон полетел в пропасть. — Его глаза бесновато сверкали.

И верно, ведь он пошел тогда в сторону канатной дороги. Может быть, поэтому я и не пожелал услышать шум крушения?

— Горе надоело держать дорогу, — спокойно ответил Матиас, — она прекрасно обошлась без тебя.

— Гора сделала предупреждение, — прошипел Мариус.

— Вот именно, — не уступал Матнас-с-горы, — она предостерегла вас, нижних… Она хочет, чтобы от нее отстали. Можешь передать это своим.

В проеме окна показалась мамаша Гиссон. Она слегка перегнулась через гущу горных гвоздик, пышной прядью свисающих с подоконника, и улыбнулась нам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза