Новичкам везет

Дария взяла тонкую прочную проволоку с двумя деревянными рукоятками на концах и принялась резать застывший, твердый куб глины. Выбрала один кусок, взвесила на руке, почувствовала, как влажная поверхность липнет к рукам. С размаху шмякнула на доску, приминая ребром ладони, большими пальцами. Кончиками пальцев отодрала красновато-коричневую массу от доски, повертела, снова со всей силой бросила на доску. Плечи, локти, запястья – энергия от рук передается глине. Размять, перевернуть, размять, перевернуть, и чтобы внутри не осталось ни единого воздушного пузырька – а то ваза лопнет при обжиге.

Единственным приятным воспоминанием детства была Мэрион. Дария еще только родилась, а Мэрион уже щеголяла чувственными изгибами грудей, талии и бедер, похожими на очертания песчаных дюн. Мэрион знакомила младшую сестру с окружающим миром уверенно, как взрослая, – и от этого Дарии становилось и легче, и тяжелей. Малышке Дарии казалось, что очки Мэрион какие-то особые и помогают читать дорожные знаки жизни, для нее, Дарии, совершенно непостижимые. Вот мама нахмурилась – почему? Дядюшка с тетушкой улыбнулись – кто знает, дружелюбно или насмешливо, а продавца в магазине вообще понять невозможно.

Мэрион когда-то рассказала Дарии про шоколадный торт, который она сама себе испекла к шестнадцатилетию. Высоченный, в три слоя горького шоколада, а сверху еще шоколадная глазурь. Каждый кусочек, как отравленное яблоко Белоснежки, таил в себе волшебную силу, только не ужасную, а прекрасную. Получалось, что Дария появилась на свет только благодаря роковому действию горького шоколада.

Когда Дарии было всего пять лет, Мэрион переехала в Сиэтл, и вместе с ней исчезли и чудесные истории, и волшебные очки. Читать дорожные знаки жизни Дария так и не научилась. Пусть уж лучше весь мир крутится вокруг нее, чем наоборот.

Задача нетрудная, на девочку всегда обращали внимание. Помогала пышная грива, а еще страсть возиться в грязи, задиристый нрав – гроза песочницы – и невероятно странные вкусы во всем, что касается еды. Странные вкусы со временем стали еще странней. В шесть лет она решила есть каждую неделю еду другого цвета – по порядку цветов радуги (легче всего давался желтый, если, конечно, считать желтыми пироги и пышки). В двенадцать она стала вегетарианкой, в пятнадцать, когда младшая сестра округлилась не хуже старшей, настал черед зеленых протеиновых коктейлей и невероятных пищевых самоограничений.

То, что в начальной и средней школе почиталось за странность, в дальнейшем, когда пошли свидания, весьма помогало. Мужчинам всегда нравятся невесомые и разноцветные колибри, быстрые и юркие – не поймать, сколько ни старайся. А привычка копаться в грязи обернулась профессией – возней с глиной.

Впервые Дария увидела глину, когда ей было десять. Мать отправила ее в лагерь, где учили всяким художественным поделкам. Тот факт, что мама, всегда громогласно выражавшая недовольство тем, что дочь копается в грязи – добровольно тратит деньги, и немалые, когда эту грязь называют глиной, – страшно веселил Дарию. Однако она мудро промолчала и даже выразила тщательно рассчитанное минутное недовольство – на всякий случай, чтобы мать не передумала.

В ту секунду, когда ее руки коснулись глины, она инстинктивно вцепилась в протянутый учителем глиняный колобок. Похоже на грязь, только слушается, мнется и нагревается в руках, а намочишь – становится гладкой. Первый день прошел в ритмичных движениях – разомни шарик в плоский круг, потом покатай в ладонях, опять получится круглый шарик, круглее не придумаешь. Шелковистая поверхность льнет к рукам, успокоительная тяжесть заполняет ладони. Она в полудреме, особо не вслушиваясь, впитывала рассказ учителя о происхождении глины, воображала, как маленькие обломки огромных камней смываются в ручей, разглаживаются водой, разминаются, смешиваются. Откуда же взялась моя глина, какая река несла ее по течению, почему она остановилась, зачем успокоилась? Учитель сказал, что это обыкновенная глина, но Дарию не проведешь. Каждая частичка глиняного колобка откуда-то пришла, куда-то стремилась, чем-то была раньше. Разве это обыкновенно?

Даже теперь каждый раз, когда приходилось размачивать высохшие ошметки прошлых работ, превращать их обратно в мокрую глину, Дарию восхищало всепрощение материала, с которым она работала. До обжига все можно отыграть назад, если выходит не совсем то. Можно замазать любую трещинку. Ваза хранит в себе память всех перемен – а видишь только результат.

Дария только-только отрезала последний на сегодня кусок глины, как зазвонил телефон.