Новичкам везет

Дария и Генри возвращались домой на автобусе. Мэрион вызвалась подкинуть их на машине, но Дария отказалась. На следующей остановке в автобус вошли двое, отец с маленькой дочкой. Дочка обнимала плюшевую обезьянку – длиннющие ноги и болтающиеся руки. Девочка непрерывно щебетала – ступеньки высокие, монетки для автобуса у них есть, на улице темно, может, они даже фей увидят в окошко, если, конечно, феи не догадаются, что на них глядят.

Эти двое нашли свободные места и сели. Девчушка продолжала весело болтать, слова лились ярким, сверкающим потоком, как леденцы из хлопушки с конфетами. Но Дарию больше всего поразило выражение лица мужчины – он откровенно любовался дочкой и весь светился любовью.

– Посмотри на них, – шепнула она Генри.

– До чего же красиво, – улыбнулся он.

– Мама на меня так никогда не посмотрит. Никогда.

Генри взглянул на Дарию.

– Кто знает, – чуть погодя тихо сказал он.

Она не отвела глаза.

– Ну, и что мы будем теперь делать? – наконец спросила Дария.

– Расскажи мне что-нибудь. Твоя очередь.

Дария помолчала. Начался дождь, и черная мостовая засияла в свете уличных фонарей. Автобус заурчал, трогаясь с места, и поехал дальше. Девочка, сидящая впереди, затихла и уставилась в окно.

– Давным-давно, – начала Дария, – моя сестра испекла шоколадный торт. Высоченный, в три слоя…

Сара

Малышкой Сара обожала ездить с мамой в аэропорт и встречать гостей – друзей или родственников. И непременно вместе с братом-близнецом Генри. Приезжаешь заранее и, уютно устроившись в жестком пластиковом кресле у выхода на посадку, глазеешь на пассажиров. Усядешься, сбросишь туфельки, болтаешь босыми ножками, которые и до пола-то не достают, и разглядываешь звериный парад – так они с Генри называли проходящих мимо людей. Есть пассажиры-птицы: шарф развевается, сумка на длинной лямке порхает за спиной, а сами на полной скорости влетают в объятия родных. Есть скромные пассажиры-жирафы, тянут шеи, глядят в надежде поверх голов – вдруг их все-таки тоже встретят. Пассажиры – полярные медведи головой влево-вправо не крутят, с размаху плюхаясь в житейское море.

Они с Генри обожали эту игру. Самое лучшее – отыскать в толпе уверенного в себе, полного любопытства пассажира-дельфина. Такой по жизни не идет, а словно плывет играючи. Даже воздух вокруг людей-дельфинов другой – насыщен кислородом, посверкивает искрами. Как вот та молодая женщина, на плече болтается камера, наряд потрепан долгим путешествием, а на загорелом лице широкая улыбка.

Если Сару спрашивали, кем она хочет быть, когда вырастет, она всегда впадала в замешательство. Но там, в аэропорту, вдруг решилась – хочу стать женщиной, сходящей с трапа самолета.

Пойдя в школу, Сара поняла, что год делится на две части. Есть школьная часть – они с Генри и папой, упаковав завтраки, отправляются в школу, Сара и Генри – учиться, чему уж их там учат, а папа – учить физике в старших классах. В конце дня мама готовит ужин, близнецы делают домашку, а папа сноровисто готовится к завтрашнему уроку. Закончив с этим делом, он вытаскивает большие ватманские листы и чертит – зубчатые колесики, штурвалы и рули, паруса, понтоны и паровые машины.

Потом наступало лето, папа-учитель откладывал ручку с красными чернилами, убирал тетрадки и книжки. И нырял в гараж, словно мальчишка в первый день каникул, норовящий первым прыгнуть в только-только открытый по летнему времени бассейн. Отец резал по металлу, что-то к чему-то приваривал, и по всей округе стоял шум, как от кошачьего концерта. Чертежи, в которые близнецы не раз заглядывали, стоило только папе отвернуться, превращались в механические конструкции, длинноногие штуковины с гигантскими колесами или изящные устройства со сверкающими металлическими боками и яркими крылышками.

К концу августа отец загружал свои творения в прицеп пикапа и уезжал. Возвращался он через несколько дней, веселый и загорелый. У механических игрушек не хватало колес, зато вмятин появлялось с избытком.

Пока папа путешествовал, малыши, Генри и Сара, оставались дома с мамой. Она то и дело недовольно спрашивала отца, зачем он убивает столько времени на эту чушь, когда можно было бы заняться чем-нибудь полезным, например крышу починить, а то скоро дожди пойдут.

– Вспомни главный девиз гонок, Лайла, – каждый раз улыбался отец и жарил малюсенькие, с пятак, оладушки. Дети складывали их в многоярусные башенки и поливали сверху сиропом – он так забавно капал вниз.

Больше всего на свете Сара и Генри любили подглядывать за отцом – чем это он там, в гараже, занимается. Они забирались на ящики и всматривались в полумрак за пыльным стеклом; они всегда готовы были отнести отцу стакан холодного лимонада (и тут же доложиться друг другу, не замечено ли чего интересненького). И вот настало лето, когда им исполнилось восемь. В одно прекрасное утро отец, будто между прочим, спросил за завтраком: «Поможете мне сегодня?»