Лица, обнаруженные показаниями главных арестованных, казались особенно опасными, ибо были связаны с назвавшими их ведущими деятелями заговора, – к тому же они занимали нередко высокие должностные посты. Не исключено, что этому способствовали поступавшие сведения, прежде всего, данные об их служебном положении. В первые дни расследования Комитет старался привлечь всех участников тайных обществ, в том числе «отставших» от них, особенно тех, кто имел высокие чины. В этом факте нашли отражение опасения власти, страх перед угрозой того, что заговорщики используют значительную военную силу, находившуюся под их командованием, – своеобразное последствие политической борьбы конца 1825 г. Даже если показания ведущих деятелей заговора говорили об отходе названных лиц от тайного общества и свидетельствовали, что «никакой на них не полагали надежды», все же предпринимались меры по установлению за ними «бдительного надзора», с тем чтобы при первом подозрении арестовать их. Некоторых лиц, не названных на следствии, но подозревавшихся в участии в декабристской конспирации, также брали под надзор – в Кавказском корпусе это был командир 7-го карабинерного полка Н. Н. Муравьев (в будущем Муравьев-Карский) – очевидно, из-за родственных связей с многочисленными Муравьевыми, фигурировавшими в «деле» заговора[216]
.Перелом в этой тенденции отчетливо наблюдается во второй половине января 1826 г., и связан он с переменой решения об аресте и привлечении к допросам А. Н. Юрьева. В показаниях А. Н. Муравьева впервые прозвучала фамилия принятого им в тайное общество Юрьева[217]
. В «журнале» Комитета от 16 января появилась запись: «вытребовать отставного квартирмейстерской части подполковника Юрьева, который по показанию Александра Муравьева принадлежал к их обществу». Показания Муравьева всецело относились к Союзу благоденствия, однако это не помешало Комитету вынести решение об аресте отставного офицера. Император согласился: «…Его величество соизволяет также на вытребование в С.– Петербург отставного подполковника Юрьева». Но решение об аресте Юрьева не было исполнено, в чем удостоверяет поздняя помета В. Ф. Адлерберга; она свидетельствует о том, что, несмотря на фиксацию резолюции императора об аресте в «журнале» следующего заседания, она осталась на бумаге[218].Отмена решения об аресте Юрьева, вопреки первоначальному распоряжению, подтвержденному резолюцией императора, представляет собой ясно различимый водораздел в принятии решений об арестах участников «первоначального общества», т. е. Союза благоденствия и связанных с ним конспиративных организаций. После этого определяющее влияние на ход расследования и его направленность начала оказывать главная тенденция, диктуемая политической стороной дела и, следовательно, императором. Задача состояла в том, чтобы ограничить количество привлеченных к расследованию для того, чтобы избежать широких волн недовольства в обществе и представить раскрытое тайное общество малозначащим, незначительным образованием, малочисленной организацией, а заговор и мятеж – делом немногих злоумышленников. Эта тенденция нашла свое выражение в решении не привлекать к следствию менее «виновных», не участвовавших в политическом заговоре 1825 г. и в тайных обществах после 1822 г., года официального запрета конспиративных организаций.
В дальнейшем, по распоряжению императора участники ранних тайных обществ, о которых не было других показаний, помимо свидетельства об участии в Союзе благоденствия, к следствию не требовались. Это не означало, что каждое вновь выявленное имя члена Союза благоденствия оставалось полностью без внимания следователей. Главным следственным действием в их отношении обыкновенно являлось собирание справок, отбор показаний у арестованных членов тайного общества. Цель вполне понятна: выяснение степени причастности вновь «открытого» лица к декабристской конспирации, а главное – подтверждение факта отхода от тайного общества и отсутствия связей с ним вплоть до последнего времени его существования. Следствие стремилось выяснить, участвовало ли вновь обнаруженное лицо в последних по времени «злоумышленных» тайных обществах, знало ли о политических намерениях и планах военных выступлений.
Новая тенденция отчетливо отразилась на изучении сведений из обширного списка членов тайных обществ, представленного Е. П. Оболенским 21 января. В той его части, что касалась Союза благоденствия, имелось значительное количество новых имен. Однако никаких распоряжений о немедленном аресте или учреждении надзора за многочисленными вновь обнаруженными участниками конспиративных организаций уже не последовало[219]
.