Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Главным элементом анализа является учет условий происхождения документов. И. А. Миронова показала, что в условиях следствия нужно учитывать, во-первых, приемы следователей, и, во-вторых, тактику поведения подследственных. Направление следствия сужало круг рассматриваемых вопросов. Поэтому значительная часть информации о реальных конспиративных связях осталась за пределами показаний. Другой основополагающей причиной неполноты данных, содержащихся в этих показаниях, являются приемы защиты обвиняемых. Различные варианты линии поведения на следствии в основной своей части предусматривали создание у следователей впечатления откровенности и полноты признаний, «раскаяния» подследственного. Одновременно обвиняемый, понимая из задаваемых ему вопросов, что известно следствию, а что оно не знает, пытался скрыть новые обвиняющие его данные, обойти наиболее опасные для него вопросы.

К этому следует добавить необходимость анализа содержания показаний с точки зрения достоверности и полноты данных, степени осведомленности и мотивов их авторов, возможных каналов поступления к ним заложенной в показаниях информации и т. п.

Метод сопоставления показаний между собой, а также с данными других источников, по мнению И. А. Мироновой, является основным для установления достоверности отдельных показаний[351]. По нашему мнению, при сопоставлении показаний следует особенно иметь в виду время получения того или иного показания, учитывать избранную тем или иным подследственным линию поведения на процессе и вытекающую из нее степень откровенности.

В. А. Федоров также отмечает, что при анализе содержания материалов следствия «…никак нельзя полагаться на полноту и абсолютную достоверность этой информации», откровенность многих подследственных была кажущейся: им многое «удалось скрыть или представить в безобидном виде». Исследователь особо подчеркивает, что демонстрация откровенности и раскаяния со стороны подследственных нужна была для того, чтобы «избежать обвинения в запирательстве»[352]

.

Вместе с тем, констатируя приемы сокрытия на следствии обвиняющей информации и других сведений, признавая неполноту сведений следственных показаний, «кажущуюся откровенность» большинства декабристов, сложный характер источника и выдвигая в этой связи требования критического отношения к содержанию следственных показаний, в своей реальной практике исследователи, за небольшими исключениями, демонстрируют противоположные подходы. Так, в вопросе об участии какого-либо лица в декабристском обществе, историки предпочитают чаще всего воспроизводить вердикт или решение следствия, не стремясь в случае противоречивой ситуации вокруг того или иного привлеченного к процессу подозреваемого критически проверить те показания, которые поступали в ходе процесса. В подавляющей своей части оправданные на следствии лица традиционно рассматриваются как лица, «взятые случайно и затем освобожденные» после выяснения их непричастности к делу[353].

Итак, несомненно, что борьба подследственного со следователями проходила и по вопросу о персональном составе тайного общества. Предметом сокрытия были, несомненно, прежде всего, те обстоятельства, которые вели к усилению вины самого автора показаний. Вовлечение в орбиту следствия новых людей, новых фактов и обстоятельств, помимо всего прочего, угрожало новыми обвинениями в адрес самого уличителя. Важную роль играла возможность оставить за собой первую интерпретацию ставших известными конспиративных отношений с выгодной для себя стороны.

* * *

Рассматриваемая проблема выводит исследователя на вопрос о том, почему следствие в некоторых случаях не придавало значения показаниям, выдвинутым со стороны главных подследственных в отношении тех или иных лиц. Следует предположить, что следствию не хватило убедительных данных для заключения о виновности оправданного лица. Причиной такого положения могло стать как уничтожение улик по делу, бумаг (свидетельства об уничтожении улик доносят до нас имеющиеся источники[354]

), так и влияние линии поведения подследственных на допросах и в показаниях.

Источники сохранили достаточно ясные и недвусмысленные свидетельства о различных линиях поведения на следствии и тактиках защиты. Наряду с линией откровенных показаний зафиксированы советы держаться тактики полного отрицания в показаниях и на допросах. В этом контексте вполне закономерным становится вопрос о тех членах тайных обществ, кому такого рода тактика принесла положительный результат, способствуя их освобождению от подозрений и «очищению» в ходе расследования.

Так, В. П. Зубков свидетельствует о предложениях держаться тактики умолчания на следствии: это предложение сделал, по его словам, по дороге из Москвы в Петербург П. А. Муханов, уже будучи арестованным: «…думая, вероятно, что я принадлежу к обществу, сказал мне, что не надо ни в чем признаваться»[355].