Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг.

Одним из наиболее серьезных с точки зрения обвинения следует признать случай Вольховского. Свидетели представили многочисленные данные о его формальном членстве в Северном обществе, а следовательно – знании им политической цели. Его участие в собраниях членов Северного общества, где обсуждались средства достижения цели – конституционного правления, свидетельствует о полном знании «сокровенной цели». Он был знаком с Конституцией Н. М. Муравьева и «Русской Правдой» Пестеля, участвовал в избрании Думы Северного общества. Вольховскому могло быть предъявлено обвинение в преступлении по роду «бунт» («полное знание умысла, но без всякого действия»), что влекло за собой неотвратимое наказание (судебный приговор по одному из низших разрядов или наказание без суда).

Особенно сложная ситуация возникла вокруг освобожденных от наказания участников Союза благоденствия, на которых пало подозрение в участии в наиболее опасных с позиции обвинения собраниях руководящих членов Союза в 1820 г. – И. П. Шилова, И. А. Долгорукова, Ф. П. Толстого[288]

. Все трое участвовали в обсуждении вопроса о желаемом государственном устройстве и республиканском правлении. Из чего вытекала их осведомленность о «сокровенной» политической цели. То, что все трое всецело отрицали показания о собраниях 1820 г. и своем участии в них, не препятствовало предъявлению обвинения: оно покоилось на показаниях нескольких авторитетных свидетелей (прецедент Ф. П. Шаховского, преданного суду, несмотря на полное отрицание им обвиняющих свидетельств). Кроме того, на квартире Шилова, согласно ряду показаний, двое из упомянутых участвовали в обсуждении путей и способов достижения политической цели, вплоть до возможности цареубийства. Следует, наконец, добавить, что Шипов обвинялся по собранным данным еще и в том, что участвовал в организации Северного общества и принимал в него новых членов. Собранный на следствии материал позволял обвинить этих лиц по «первому пункту» (покушение на жизнь и власть императора) – в «знании умысла, в том или другом его виде, достоверное, но равнодушное», «без согласия и противоречия», либо в «знании умысла… но без согласия, даже с противоречием на первые его виды», а по роду виновности «бунт», учитывая осведомленность о политической цели, – в «полном знании умысла, но без всякого действия», либо в «участии в умысле, но без согласия на меры жестокие». В совокупности обеих «вин» Долгоруков и Шипов, а также отчасти и Толстой (не бывший на собрании у Шилова) подлежали, строго говоря, преданию Верховному уголовному суду (VI–VII разряды). Если учитывать роль и влияние в тайном обществе этих лиц на протяжении ряда лет, если следовать выявленной степени виновности, так и должно было произойти. Особенно серьезное обвинение могло быть выдвинуто против Шилова: принадлежность к Северному обществу и принятие в него членов подразумевали полную осведомленность о «сокровенной» цели, что вело к дополнительному пункту обвинения – в «участии в учреждении тайных обществ, впоследствии сопровождаемом отступлением от оных» или «участии в умысле распространением обществ, привлечением товарищей или принятием поручений». Придерживаясь критериев, заложенных в распределении «степеней» виновности по разрядам, Шилову следовало назначить приговор по V–VI разряду.

К перечисленным участникам Союза благоденствия, которые подозревались или прямо обвинялись в знании политической цели, можно добавить Л. П. Витгенштейна, который по официальному заключению принадлежал только к Союзу благоденствия, и в таком случае не подлежал ответственности, но ряд свидетельств указывал на обратное. Принадлежность к Южному обществу могла привести к обвинению Витгенштейна в знании политической цели.

В отношении прощенных участников тайных обществ, возникших после 1821 г., можно было выдвинуть обвинения по «второму» пункту («бунт») и по пункту «мятеж воинский», в связи с осведомленностью многих из них о готовящемся восстании. В числе прощенных лично императором такие обвинения могли последовать в отношении А. А. Суворова и С. Н. Жеребцова (по «бунту» – «полное знание умысла, но без всякого действия», либо «неполное знание умысла», по «мятежу» – «знание о приуготовлениях к мятежу без личного действия со сведениями о сокровенной цели»). В совокупности по обоим пунктам обвинения эти помилованные императором лица подлежали ответственности наравне с осужденными по IX–X разрядам. Принадлежность Суворова к петербургскому филиалу Южного общества должна была вызвать подозрение в знании планов покушения на императора и введения республики. Против Ф. В. Барыкова подобных данных не было, однако он, несомненно, знал о политической цели тайного общества (введение Конституции), что влекло за собой то или иное наказание (по крайней мере несудебного характера).