Новые идеи в философии. Сборник номер 17

Перу Ройса принадлежит немало обширных и малых философских произведений26. Он несколько раз излагал систематически свою точку зрения на сущее, всякий раз углубляя и расширяя свое трактование. Систематичное и самостоятельнее всего она развита в замечательном сочинении его: The World and the Individual.

Правда, и здесь не дано системы философии в немецком смысле этого слова. Все произведения Ройса, в том числе и только что упомянутое, устремлены не к энциклопедическому построению философских наук, а к религиозной проблеме, которая у него стоит в центре философии и решение которой естественным образом венчает философскую концепцию. Но если им и не изложена еще «система философии», то «философская система» им развита уже достаточно подробно, расчлененно и систематически. Данный очерк послужит тому наглядным доказательством, представив ее в ее естественном течении и порядке.

Познание

1. Философская мысль есть прежде всего сомнение и критика. «Мы наделены в жизни верой и нуждаемся в оценке этой веры чрез посредство размышления. Мы чувствуем себя в мире, наделенном законами и смыслом. Но то, почему мы переживаем это интимное чувство реальности и ценности, это – предмет критики. Такая критика жизни, разработанная, законченная, есть философия»27. Философ, стало быть, «размышляет, не проповедует; он критикует, а не создает»28

. «Он ничего не изобретает, он только признает. Пророки создают идеалы: он их критически интерпретирует»29. «Тот не философ в действительности, кто сначала не сомневался глубоко в правоте своей системы»30, кто не подвергал коренной критике своего собственного миропонимания.

«Критицизм же означает самосознание»31, самопознание или отчет себе в своих познавательных силах, правополномочиях и наличных владениях. Подлинная философская мысль начинается, значит, гносеологическим анализом, для которого сначала ничто не должно быть абсолютной догмой и любую мысль должно быть позволено поставить под вопрос. И такое начало заповедано ей по отношение к любой, даже самой возвышенной и священной проблеме. И «наша религиозная философия должна начинаться с проблемы всякой теоретической философии: чем может быть наше познание этого мира и на чем оно может основываться?»32. Ибо для того, чтобы порешить вопрос о сущности Бога, нужно выработать уже основные понятия онтологии; для этого же будет необходимо произвести анализ познания, начинающийся неизбежно критикой и сомнением.

Два вопроса стоят в центре правомерного гносеологического анализа: что такое идея и как она может быть связана с реальностью? На самом деле! Ведь вы знаете наш мир в действительности как систему идей, трактующих вещи, причем временами Вы находите, что система эта нам предписывается опытом. Даже материю вы знаете просто как массу связанных идей, которую вы не можете не иметь. Пространство и время, как вы мыслите их себе, суть несомненно наши идеи. Но что же в таком случае может быть естественнее утверждения, что внешний нам реальный мир должен быть сам по себе тоже системой чьих-либо идей? Если это так, то вы в состоянии понять, что означает собой его существование. Если же это не так, то в виду того, что все то, что вы можете знать об этом мире, идеально, реальный мир должен оставаться совершенно непознаваемым, должен быть круглым X. Я в состоянии понимать душу, так как я сам есмь дух. Существование же, лишенное каких бы то ни было духовных атрибутов, погружено для меня в совершеннейшую тьму»33

. «Если я в силах познать какую-либо истину, то лишь постольку, поскольку она является по существу своему духовной истиной, есть идеал воли… Только идеи доступны познанию»34. Но в таком случае и естественно и необходимо, чтобы философская мысль, приступая к анализу познания и укрепление своего фундамента, исходила из вопроса об идее, а не из вопроса о факте или непосредственно воспринимаемом внешнем бытии, чтобы не в этом последнем, а именно в идее видела она свой опорный пункт и даже в известном смысле свой надежнейший критерий. Факт сам по себе, во-первых, слеп и смутен; исходить из него будет данью догматизму и наивной вере, будет забвением и критических задач философии, и всех тех противоречий, в которых тотчас же запутывается всякий, кто в своем мышлении берет его за исходный пункт. Во-вторых же, всякий факт есть не более, чем только и просто факт, ибо всякий факт бессознательно предполагает идею, более того, – насыщен идеями, конститутивно определен ими. Критически сознательно относиться к факту будет значить смотреть на него с точки зрения его идеальной основы; и, как критическая метода, философское мышление неизбежно должно, стало быть, избрать своим базисом идею35.