Новые марсианские хроники

— Встать! — громко приказал он.— Выходи строиться!

Бывший ефрейтор испуганно поднялся, застегнулся на все пуговицы и только после этого поинтересовался:

— Что, рота вернулась?

— Разговорчики! — брезгливо нюхая спёртый воздух, ответил старший сержант.— Устроил здесь конюшню. Вонь да грязь. С сегодняшнего дня и до самого возвращения роты ежедневно будем проводить строевые занятия. Военное положение существует для всех и тем более для военных.

— Да я уже отслужил своё…— начал было сторож, но старший сержант не дал ему договорить.

— Во время войны нет отслуживших. Война обязательная для всех. Все воюют. На передовой или в тылу — неважно.

— Будет тебе,— начиная злиться, проговорил бывший ефрейтор.— Мы здесь не на войне. Да и стар я как первогодок по плацу топать.

— Всё равно! — рявкнул служака.— Дисциплина должна быть. Весь мир держится на дисциплине и только на дисциплине. Даже здесь, на Марсе.

— Миру, может, уже конец настал,— тихо ответил старик.— Эта война — не та война, когда бегали с ружьями и автоматами.

— Ты мне поговори ещё! — заорал старший сержант.— Пока есть дисциплина, миру конец настать не может! А твоё дело слушать и исполнять приказания. Весь мир держится на дисциплине, и если никто не станет её нарушать, всё будет в порядке.

Если бы старик в тот момент не смалодушничал, послал бы старшего сержанта к чёртовой матери или припугнул служаку своей долгой дружбой с командиром подразделения, может, оно и обошлось бы. Топал бы сержант по плацу один, палил по горизонту из пулемётов и считал вечерами подштанники с тумбочками. Но бывший ефрейтор то ли от усталости, а может, из-за более чем сорокалетней привычки подчиняться, раскис. Да и упоминание старшего сержанта о военном положении сделало своё дело. В общем, старик одёрнул на себе китель и без лишних пререканий вышел из каморки.

С тех пор так и повелось. До обеда сторож отдыхал после ночного дежурства, а после обеда выходил на плац и делал всё, что ему прикажут. Старший сержант же в этом деле был горазд на выдумки. Вместе с бывшим ефрейтором он надевал противогаз, прорезиненный костюм химзащиты, и с автоматами наперевес они бегали по всему острову, прятались в расщелинах, кого-то окружали и сами выходили из окружения, стреляли по движущимся целям — волнам — и забрасывали настоящими гранатами вражеские пулемётные гнезда, которых на острове было не счесть. Иногда маленькое подразделение ходило в атаку, и хотя в таких случаях старший сержант разрешал снять противогаз и расстегнуть верхнюю пуговичку, сторож боялся этих атак. Крикнув «Вперёд!», неугомонный вояка с безумным лицом поднимался с земли и, втянув голову в плечи, бросался на «врага». Если же старик, замешкавшись, не успевал вскочить на ноги, старший сержант возвращался и, дико озираясь и увёртываясь от воображаемых пуль, пинал старого ефрейтора ногой в бок.

— Я сказал «вперёд!»,— брызжа слюной, кричал он.— Трус! Думаешь отлежаться в окопе?! Не выйдет!

Он наставлял дуло автомата на старика, и тот, кряхтя и охая, быстро поднимался, срывал с себя противогаз и послушно шёл за своим командиром.

По дороге они всё время палили из автоматов короткими очередями, перебегали от валуна к валуну, падали, вставали и снова шли до самой воды. На берегу старший сержант объявлял пятиминутный перекур и, в зависимости от настроения, либо хвалил старого ефрейтора за расторопность, либо ругал последними словами. А сторож обречённо кивал головой, со страхом посматривал на своего командира и думал о смерти: придёт ли она к нему, как и положено, по старости, или в один прекрасный момент этот сумасшедший пристрелит его во время очередной атаки. Бывший ефрейтор уже не мог спокойно смотреть в глаза своему командиру. Безумный взгляд старшего сержанта пугал его. Не было в нём уже ничего ни человеческого, ни звериного — ни то ни другое опытного вояку не страшило. Ужас сторожа перед воякой был сродни ужасу, который человек испытывает перед чем-то неживым. Например, огромной высотой или летящим в голову кирпичом, от которого невозможно увернуться. Иногда, правда, во время передышки бывший ефрейтор позволял себе слабо воспротивиться.

— Может, хватит на сегодня? — тихо спрашивал он. Но каждый раз получал один и тот же ответ:

— Р‑разговорчики!

Смертельно устав за день, сторож шёл на ночное дежурство. Он бродил по ночам с автоматом по пустынному берегу и тихонько вслух жаловался самому себе:

— Ну, был бы он хотя бы нормальным,— шептал старик.— Я бы и по плацу ходил — нетрудно — и, бог с ним, бегал бы с противогазом — не штатский, дисциплину военную знаю. Но ведь сумасшедший. Ну за что мне на старости лет такое наказание?