Новые забавы и веселые разговоры

— Вот как, — сказала Уазиль, — вы хотите, чтобы я сама произнесла слова, которые я не советую повторять ни одной женщине!

— Теперь я понимаю, что это за слова, — сказал Сафредан. — Женщины, которые хотят, чтобы их считали скромными, таких слов обычно не произносят. Но я хотел бы спросить всех собравшихся дам, почему, если они сами не решаются произносить эти слова, они так смеются, когда их произносят при них?

— Мы смеемся вовсе не потому, что слышим эти отменные слова, — ответила Парламанта. — Но надо сказать, что каждая женщина бывает готова смеяться, когда она заметит, что кто-нибудь споткнется при ней или употребит какое-нибудь слово совсем некстати, случайно обмолвившись и вместо одного сказав другое, что может случиться с людьми самыми разумными и такими, у которых язык хорошо привешен. Но когда вы, мужчины, начинаете говорить между собою со всею грубостью и называть вещи своими именами, то я не знаю ни одной порядочной женщины, которая стала бы слушать эти речи и не убежала бы вон из комнаты.

— Это верно, — сказал Жебюрон, — я сам видел женщин, которые крестились, когда при них произносили нехорошие слова, и всякий раз, когда слова эти повторяли, крестились снова.

— Да, но сколько же раз этим женщинам приходилось притворяться разгневанными, — сказал Симонто, — чтобы потом вволю посмеяться над тем, что вызывало их гнев.

— Они правильно делали, — сказала Парламанта, — это ведь лучше, чем дать мужчинам почувствовать, что тешишься подобными разговорами.

— Выходит, что вы хвалите женское лицемерие не меньше, чем женскую добродетель? — заметил Дагусен.

— Добродетель, разумеется, стоило бы хвалить больше, — ответила Лонгарина, — но там, где ее недостает, иногда не обойтись без лицемерия, как мы иной раз прибегаем к каблукам, чтобы никто не заметил, что мы малы ростом. Хорошо еще, что у нас есть чем скрыть наши недостатки.

— А по-моему, — сказал Иркан, — лучше бы иногда не делать тайны из какого-нибудь незначительного недостатка чем стараться во что бы то ни стало прикрывать его мнимою добродетелью.

— Это правда, — сказала Эннасюита, — одежда, которую человек берет напрокат, сначала облагораживает того, кто ее носит, а потом, когда ему приходится ее возвращать, его срамит. Я же знаю, например, одну женщину, которая, пытаясь скрыть свой ничтожный проступок, совершила тяжкое преступление.

— Я догадываюсь, о ком вы собираетесь нам рассказать — сказал Иркан, — но вы хоть по крайней мере не называйте ее имени.

— Ну, тогда я предоставлю вам слово, — воскликнул Симонто, — с тем, чтобы после того как вы расскажете нам эту историю, вы все-таки назвали нам имена ее участников, а мы вам поклянемся, что сохраним их в тайне.

— Обещаю вам это, — сказала Эннасюита, — ибо нет на свете ничего такого, чего нельзя было бы рассказать пристойным образом.

Новелла пятьдесят третья

Госпожа де Нефшатель[378] притворством своим доводит князя Бельоста[379] до того, что тот подвергает ее испытанию, кончающемуся для нее позором.