Новые забавы и веселые разговоры

Сеньор де Монморанси, который сам руку дамы предпочел бы ее перчатке, похвалил великое благородство его души, сказав, что это пример самой удивительной любви, какую только ему приходилось видеть в жизни, и что он считает собеседника своего достойным лучшего обращения. Ведь владелец перчатки так высоко чтит подобную безделицу, что, если в руки его попадет нечто большее, он может умереть от радости. Выслушав сеньора де Монморанси, ло‹рд согласился с ним, нимало не догадавшись, что тот над ним просто подсмеивается.

— Если бы все мужчины вели себя так благородно, дамы могли бы им вполне доверять, да и стоило бы им это только перчатки.

— Я хорошо знал сеньора де Монморанси, — сказал Жебюрон, — и я уверен, что он не стал бы жить так, как этот англичанин; ежели бы он довольствовался столь малым, он не испытал бы тех радостей любви, которые достались на его долю; ведь в старинной песенке говорится:

Никогда влюбленному трусуНе стяжать себе доброй славы.

— Обратите внимание вот на что, — сказал Сафредан, — как только эта бедная женщина почувствовала, что сердце у него так бьется, она мгновенно отдернула руку. Она ведь считала, что он может умереть, — а, говорят, женщины больше всего боятся прикасаться к покойнику.

— Если бы вы столько бывали в больницах, сколько вы бываете в тавернах, — сказала Эннасюита, — вы бы так не говорили, вы бы увидали, что женщины обряжают покойников, до которых мужчины при всей их храбрости боятся дотронуться.

— Действительно, нет ни одного человека, — сказал Сафредан, — которому не пришлось бы расплачиваться за полученные удовольствия и страдать тем больше, чем больше он в свое время наслаждался. Так было с одной девушкой, которую мне довелось встречать в одном порядочном доме: чтобы заплатить за наслаждение, которое она получила, целуя любимого человека, ей пришлось в четыре часа утра целовать бездыханное тело убитого накануне дворянина, которого она ни капельки не любила. И тогда каждый понял, что этим она искупает великое наслаждение. Коль скоро мужчины не умеют ценить все творимое женщинами добро, я считаю, что их и вообще-то никогда не следует целовать — ни живых, ни мертвых, разве только в тех случаях, когда нам это велит господь.

— Что до меня, — сказал Иркан, — то мне так мало дела до всяких поцелуев, кроме поцелуев моей жены, что я готов согласиться на все что угодно. Жаль только людей молодых, которых вы лишаете последних радостей, пренебрегая заповедью апостола Павла,[390] который велит приветствовать друг друга in osculo sancto.[391]

— Если бы апостол Павел был таким, как вы, — сказала Номерфида, — мы непременно захотели бы удостовериться, действительно ли в нем говорит дух господень.

— Выходит, что вы готовы усомниться в Священном писании, — сказал Жебюрон, — лишь бы не поступиться своими предубеждениями.

— Упаси боже, чтобы мы стали еще сомневаться в Священном писании, — сказала Уазиль. — Но мы не очень-то верим всей вашей лжи. Нет ни одной женщины, которая не знала бы обстоятельно, как она должна поступать; никогда не сомневаться в слове божьем — точно так же, как не принимать на веру слова мужчин.

— А по-моему, — сказал Симонто, — на свете больше мужчин, обманутых женщинами, чем женщин, которых обманули мужчины. Женщины любят нас недостаточно и поэтому нам не верят, мы же любим их такой огромной любовью и до того готовы верить всем их выдумкам, что бываем обмануты ими гораздо раньше, чем заподозрим этот обман.

— Можно подумать, что вам пожаловался какой-нибудь дурак, которого обманула сумасбродка, — сказала Парламанта, — тому, что вы говорите, поверить совершенно невозможно, и надо, чтобы вы подтвердили ваши слова примером. Поэтому, если вы знаете такой случай, я передам вам слово, чтобы вы его рассказали. Я вовсе не хочу сказать, что слова ваши заставят нас вам поверить, но, во всяком случае, когда вы станете открыто клеветать на женщин, мы не будем огорчаться, ибо будем уже знать, с кем имеем дело.

— Ну что же, если хотите, я расскажу вам эту историю, — сказал Дагусен.

Новелла пятьдесят восьмая

Некий дворянин, слишком легко поверивший женщине, которой он перед этим нанес обиду, покинув ее ради других — причем именно тогда, когда она больше всего его любила, — был обманут ею и высмеян всем двором.