Новый Библейский Комментарий Часть 1 (Ветхий Завет)

Велльгаузен утверждал, что D известны только те данные, которые можно обнаружить в J и Е, а источнику Р известны данные из J, E

и D. Это позволяет относительно упорядочить материалы Пятикнижия; J—>E—>D—>Р. Затем он доказывал, что описание богослужения в J и Е соответствует практике богослужения в период царств, когда израильтяне могли совершать богослужение где угодно. Описание в D совпадает с целями реформ Иосии по централизации культа, тогда как сосредоточенность Р

на мелких деталях богослужения сообразуется с главенством священнического сословия, которое, по мнению Велльгаузена, устанавливалось во время вавилонского плена и в последующий период. Поэтому он предположил, что J следует датировать 850 г. до н. э., Е — 750 г. до н. э., D — 622 г. до н. э. и Р — 500 г. до н. э. Получив письменное оформление, эти источники постепенно сливались, в результате чего во времена Ездры (V век до н. э.) возникло современное Пятикнижие.

Подобный подход к Пятикнижию позволил сделать далеко идущие выводы. Если древнейшие источники, J и Е, были созданы примерно через шесть столетий после Моисея, то едва ли можно надеяться, что они дают точное описание той эпохи, не говоря уже об эпохе патриархов. Но если J

и Е недостоверны, то насколько менее достоверны позднейшие источники D и Р! Сам Велльгаузен вполне отдавал себе отчет в последствиях своей критической позиции. J и Е не предоставляют нам никакой исторической информации о патриархальном периоде; они лишь переносятся из религиозной ситуации периода царств в глубокую древность, словно в «прекрасный мираж». Сходным образом D

и Р отражают интересы времени своего создания, а не эпохи Моисея.

Первоначально негативная оценка Велльгаузеном исторической ценности Пятикнижия вызвала весьма враждебную реакцию. Тем не менее его подход быстро получил широкое признание в критическом протестантском богословии. Католическим и иудейским ученым потребовалось значительно больше времени, чтобы принять его.

Признанию этой теории содействовало несколько факторов. Во–первых, она была принята и поддержана такими учеными, как С. Р. Драйвер (S. R. Driver), который, в отличие от Велльгаузена, действительно верил в богодухновенность Библии и утверждал, что поздняя датировка источников Пятикнижия не влияет на их духовную ценность; можно принимать критические теории Велльгаузена, не изменяя христианской вере и не становясь атеистом.

Во–вторых — и, возможно, это даже более важно, — в документальную теорию были внесены изменения формально–критической школой Гункеля (Gunkel), Альта (A. Alt), Нота (М. Noth) и фон Рада (G. von Rad). Доказав, что в основе сравнительно поздних источников (J, E, D, Р) лежат древние предания (причем некоторые из них уходят корнями в моисееву или даже до–моисееву эпоху), формально–критическая школа до некоторой степени восстановила веру в историческую ценность Пятикнижия. В конце концов оно рассказывает нам кое–что о периодах, которые берется описать; может быть, не так уж много, но безусловно больше, чем ничтожные сведения Велльгаузена. Например, Гункель в своем комментарии к Книге Бытие (1901) высказывает предположение, что древнейшая форма патриархальных историй восходит ко времени, предшествовавшему поселению Израиля в обетованной земле. X. Грессман (Н. Gressmann) (1913) также указывал на то, что первоначальная форма Десяти заповедей восходит ко времени Моисея.

Еще более важную роль в укреплении ощущения, что признание документальной теории не означает расставания со всяким представлением об эпохе патриархов, сыграл труд А. Альта (1929). Он доказал, что изображение патриархальной религии в некоторых фрагментах Бытия (31:5,29,53; 46:3; 49:25) соответствует образу жизни кочевников с его важнейшей идеей о племенном боге, защищающем племя в странствиях и благословляющем его детьми. Несмотря на то что Альт опирался на весьма ограниченный круг текстов, его описание патриархальной религии в общих чертах совпадает с описанием, которое мог бы сделать более консервативный читатель.

Сосредоточившись на тех элементах, которые встречаются и в J, и в Е, М. Нот (1930) тоже смог описать Израиль накануне эпохи царств в виде союза племен, объединенных заветом, ведущих священные войны и совершающих богослужение в главном святилище. И хотя Нот обнаружил в самом Пятикнижии не слишком много исторических сведений, он сделал набросок религиозного устройства Израиля, который не противоречил некритическому прочтению Писания от Исхода до Судей.

Г. фон Рад (1938) сходным образом доказал, что древнейший библейский символ веры во Втор. 26 с течением времени постепенно превратился в существующее ныне Пятикнижие. Подтвердив преемственность между древнейшими элементами Пятикнижия и существующим ныне текстом, а также обнаружив в нем некое историческое ядро, эти ученые помогли сделать документальную теорию более приемлемой.