Новый день

Правда, даже он изумился, когда та, недолго думая, сказала, что покупает всё, что у него есть! Служанки зашептались, мамлюки недоуменно переглянулись, и только Бухзатан обрадовалась, решив, что госпожа, наконец-то, приходит в себя и теперь будет носить только красивую одежду, а не тот странный костюм мужского покроя, который она одевала чаще всего. Но Доминик наряды покупала не от скуки и не для собственного удовольствия, а лишь чтобы слуги убедились: она на самом деле привыкает жить по их правилам. И хоть на базаре возможности сбежать она не увидела, но вполне убедилась в том, что спрятаться в этой кутерьме можно, – причём, так хорошо, что никто и не найдёт!..

Так она и сообщила Пьеру, когда они ненадолго встретились во дворе, боясь, что даже пара минут их разговора может быть подслушана – теперь, когда она внезапно поняла, что нужно делать, ей стало очень страшно, что планы сломает какая-нибудь случайность.

– Мы уйдём оба – спокойно, поодиночке… – шепнула она напоследок и быстро отошла, заметив, что невдалеке стоит служанка и внимательно глядит на них, будто пытаясь хотя бы по губам прочесть слова, которые не слышит.

Конечно, они ещё не придумали, как покинуть сам город – без коней, без разрешения на выезд… Но это было не так важно, как выбраться из дворца, и, присев к столу, она обмакнула перо в чернила, чтобы написать Сарике – той самой, которая как-то приходила благодарить за лекаря. Записку она собиралась дать Пьеру – Сарика никогда не видела его, а так он смог бы получить у неё приют. Закончив, Доминик устало отложила перо. Всё, что могла, она сделала, и оставалось одно – ждать…

Это ужасное состояние – состояние ожидания, когда ты неимоверно, всеми силами души жаждешь чего-то, кипишь, дрожишь, но вынужден только ждать. Силы, которые горят в тебе, мучают тебя, потому что сознание понимает, что их некуда приложить – ведь только время способно тебе помочь… А ты должен быть лишь терпелив. Но это так мучительно!

«Никому нельзя верить. Нельзя доверять», – едва шевеля губами, прошептала она.

Ей стало так одиноко, как никогда в этом мире! Она всей кожей вдруг ощутила, что той радости жизни, того света, который когда-то, в другом веке, всегда был с ней, теперь в ней нет. И единственная радость, что оставалась у неё сейчас, – это поддержка друга, который не бросил её одну, не бросил…

«Но не Заир!.. – тускло вспомнила она. – А ведь он знал, что происходит. И предал… Можно ли пережить предательство? Что сделала я такого, что позволило ему предать меня? Я ли допустила это?.. Словами, делом… – показала, что со мной можно так поступить?».

Слёзы горькой обиды, так долго скрываемые ею от себя же, потекли по щекам. Она не собиралась их останавливать – нужно было отпустить хотя бы эту слабость, чтобы потом снова стать сильной!..

У неё больше не было собственного огня, способного дать надежду, но свет нужен всегда, чтобы пробуждать внутри силы. И она зажгла свечу и закрыла глаза, да так и замерла, держа её в руках. Со стороны казалось, что она так устала, что просто заснула, но истерзана была только душа, и тело не спало. С ладонями, сложенными лодочкой и освещёнными огнём, она казалась статуей света, обязанной сохранить его от трепетных порывов ветра, поминутно врывающегося в окно. И вскоре её мысли оказались так далеко от этого мира, что она уже не заметила бы, даже если б служанки, снующие в соседних комнатах, вздумали бы стучать в набат!

В голове её поплыли небеса: синие, с мягкими мохнатыми пятнами–облаками… Они медленно, но непрерывно двигались, менялись местами, кружили голову своим беспечным беспокойством… Даже казалось странным, что она сама ещё не кружится среди них!.. А сквозь голубизну прорывалось горячее солнце, словно говоря: «Я – твоя надежда, я – с тобой!».

Капля воска упала на ноготь, но она так крепко задумалась, что очнулась, только когда в ладони оказалась целая лужица горячего солнца.

– Позволь?

Доминик резко обернулась.

У стола был Заир, и она чуть не вздрогнула, вспомнив, что недавно писала там записку, прочтя которую, он мог бы всё разрушить! По счастью, она сразу же спрятала её в карман, собираясь отдать Пьеру, как только его увидит…

Заир глядел простодушно, очевидно, ожидая воск, за которым протягивал руку, и она поторопилась его отдать. Конечно, визирь сразу, как вошёл, заметил испачканное перо, но не подал и виду, что это его весьма заинтересовало. «Кому же ты пишешь?..», – с досадой подумал он, что, зайди чуть раньше, он мог бы застать её за письмом, но вслух произнёс, по-доброму усмехнувшись:

– Говорят, ты сегодня скупила целую лавку нарядов?

– Считаешь, это глупо? – попробовала она смягчить выражение лица и слегка улыбнуться, но, похоже, выглядела она всё ещё слишком измученной, потому что он замолчал.

Поняв, что слишком долго всматривается в неё, он опустил взгляд на кусочек воска и стал его разминать, и вскоре протянул ей обратно небольшой цветок.