Новый Михаил [трилогия]

Наступление утра 28 февраля лишь усугубило тревогу капитана. И вот теперь они с Ограновичем стояли на мостике и мрачно смотрели на то, как выходит из под контроля команда крейсера, как вновь растет береговая толпа, как какие-то подозрительные личности с берега начали призывать матросов сойти на берег и присоединиться к походу к Таврическому дворцу, как многие матросы повязывали на бушлаты красные ленты и злобно зыркали в сторону мостика.

— Нам не простят. — Повторил Огранович.

Дежурный офицер подошел к капитану и сообщил, что команда прислала уполномоченного, который от имени нижних чинов требует не препятствовать им сойти на берег. Огранович покосился на стоящий рядом пулемет, но Никольский отрицательно покачал головой и, устало сообщив о том, что он не возражает против ухода свободной от вахты команды на берег, сгорбившись покинул мостик и удалился в свою каюту.

Огранович какое-то время стоял на мостике и видел, что хлынувшая с борта крейсера толпа смешалась с массой народа на берегу. Еще через некоторое время старший офицер, сжимая кулаки от бессилия, смотрел на то, как толпа молодчиков отделилась от шумящих на площади и устремилась на борт корабля.

Его губы обреченно шептали:

— Великий Князь предупреждал нас в телеграмме о том, что будут убивать офицеров. Это он про нас писал…

В этот момент на мостик ворвались какие-то штатские боевики вперемешку с пьяными от вседозволенности моряками. Дальше все приняло столь стремительный оборот, что Огранович пришел в себя от круговорота лиц, рук, толчков и ругани лишь на берегу. Рядом с ним шатаясь стоял с разбитым лицом и непокрытой головой капитан Никольский. Пока их тащили по трапу с них сорвали погоны, а у Ограновича вместе с погоном еще и оторвали рукав.

— Они это, изверги!

— Бей их, братва!

— Это он, сука, застрелил Осипенко!

— Отомстим за героя!

— Дави, Вирена!

— Пускай они красные флаги несут и идут впереди колонны, чтобы все видели! А потом мы с ними разберемся!

Из толпы сразу несколько флагов сунули в их сторону, причем флагшток одного из них попал в ухо Ограновичу, да так сильно, что в глазах у того потемнело. Взвыв от боли он, под злобный хохот вчерашних подчиненных, схватился за разбитое ухо.

— Берите флаги, господа хорошие! — Чернявый молодчик с наслаждением ткнул флагштоком в капитана. Тот пошатнулся, но выпрямился и заявил:

— Увольте, господа. Верному присяге русскому офицеру не пристало ходить с красными тряпками в руках.

В этот момент чернявый выстрелил в него и Огранович за несколько секунд до того, как штык пробил его собственное горло, увидел как на грязный снег упал капитан первого ранга Никольский, командир крейсера «Аврора»…

* * *

Телеграмма командующего флотом Балтийского моря А.И. Непенина командиру крейсера «АВРОРА» М.И. Никольскому

«Распоряжения ваши считаю правильными; воздержитесь по возможности от употребления оружия. Разъясните команде существующее положение вещей и что наша задача — боевая готовность. Непенин».

* * *

ТЕЛЕГРАММА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ КИРИЛЛА ВЛАДИМИРОВИЧА ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МИХАИЛУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ

«Положение в Царском Селе тревожное. Гарнизон ненадежен. Из Петрограда прибыла большая делегация от Временного комитета Госдумы и ведет пропаганду среди низших чинов. Императрица запретила применять силу. Сводный отряд удерживает Александровский дворец и вокзал. Опасаюсь наихудшего. Кирилл».

* * *

ЦАРСКОЕ СЕЛО. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Вьюга жесткой рукой швыряла снежинки в лица. Строй замерев, смотрел на идущую вдоль линии женщину, старавшуюся не морщиться от колючего снега. Только что они приветствовали Государыню шепотом, согласно ее повеления. Александра Федоровна боялась потревожить больных детей и прежде всего сон Цесаревича.

Императрица вглядывалась в лица людей, которые были готовы умереть, спасая ее и детей. Она смотрела в эти привычные честные лица и пыталась понять непостижимое — как добрая размеренная жизнь могла пойти под откос и словно поезд потерпеть крушение? Неужели русские ее так ненавидят? Но за что? Бог — свидетель, она хотела лишь добра этой стране и ее народу. Именно она сделала все возможное, чтобы в столице по толпе черни не стреляли. Именно она убедила генералов, что это не мятеж, а лишь хулиганское движение мальчиков и девочек, бегающих и кричащих, что у них нет хлеба. Но, почему же все так обернулось? Почему все рушится?