Новый Мир ( № 1 2012)

Закройте глаза, прислушайтесь к протяжному гудку поезда (этот камертон совсем не изменился за двадцать лет), затем резко вдохните носом, медленно выдохните ртом — и вы осознаете, что стихийный вещизм остается главной добродетелью; если же пристрастно почитать свежие новости на основных веб-ресурсах, станет ясно: листья в лужах опять не успеют догнить и во время первых заморозков дружно войдут в состав льда.

 

Что заставляет меня заниматься спортом, то есть двигаться? Не имеет значения. Важнее понять, что заставляет вглядываться в темноту, чувствуя кожей, как в радиусе нескольких десятков километров беззвучно перемещаются в поисках стиля миллионы жителей города — голые женщины и мужчины, чужие женщины и мужчины. И пускай сквозь мутное начало двухтысячных знакомо светят подиумные софиты восьмидесятых, однако рассчитать свой образ стало сложнее, чем вычислить в точных цифрах остаток собственной жизни.

 

Я возвращаюсь уже в темноте, шагая по аллее почти наугад, но вот еще немного — и мелькают огни квартала за деревьями, а к запахам леса примешивается вонь бытовых отходов и сгоревшего бензина. Проходя мимо одного из домов, я вижу за окнами первого этажа комнату, в которой ничего не изменилось с момента окончания “холодной войны” и прихода Джанфранко Ферре в “Christian Dior”. В комнате — какие-то молодые люди, двое. Возможно, муж и жена. Не в опасности ли они? Важно помнить: если время привязано к люстре, мебели и фактуре обоев, ни одна страховая компания не обережет жильцов от известных исторических бед.

 

Ход времени глубинно соотнесен с пантеоном старых вещей. Иногда мне кажется, что если чрезмерно заиграться в переодевания, то, например, снова нахлынет экономический кризис 1990 года, в Москве начнет работу XXI съезд ВЛКСМ, и уши Василия вытянутся, покрывшись с внешней стороны шерсткой (чтобы он лучше слышал и не мерз), а Оля станет шоколадной от загара валютной проституткой времен президентства Михаила Горбачева — и свободный, естественный русский прикид превратится в самодовольный европейский симулякр, давно не воспринимаемый никем всерьез.