Новый Мир ( № 1 2013)

“Когда он [Ян Сатуновский] начинает писать известные нам сейчас стихи, сложный модернистский досталинский мир доживает последние дни, но Сатуновский о нем не знает и потому не оплакивает его. В его ранних стихах вместо погибающей — только что родившаяся реальность простых и страшных вещей, чувств, действий. И у этой реальности абсолютно новый язык. Первое известное стихотворение Сатуновского начинается: „У часового я спросил: / — скажите, можно ходить по плотине? / — Идить! — ответил часовой / и сплюнул за перила”. Поначалу в его текстах бросается в глаза антипоэтичность. Кажется, будто записывая эту дикую речь, он разъедает ею стихи. Но это впечатление — ошибка. Сатуновский одним из первых стал слушать новый советский язык. И, кажется, благодаря напряженному вниманию, которого вроде бы не заслуживала эта речь, она открылась ему в своей предельно оголенной сути. И суть эта была отчетливо поэтической”.

 

Екатерина Дайс.Библиотекарь из Наг-Хаммади. — “Русский Журнал”, 2012, 25 октября

.

“Депрессия и гностический взгляд на мир по сути синонимы, просто это слова из разных дискурсов — медицинского и религиеведческого”.

 

Григорий Дашевский о “Жизни и судьбе” Василия Гроссмана.— “Коммерсантъ/Weekend”, 2012, № 39, 12 октября

.

“Пока не начнешь перечитывать роман, кажется, что там о тоталитарных режимах написано что-то правильное, почти наивное, в традиционной, почти банальной форме — как раз для школьников. На самом деле, форма у романа совершенно оригинальная, но ее оригинальность и красота видны не на уровне словесных сочетаний (которые у Гроссмана точны и ясны, но лишены какой бы то ни было магии), а на уровне построения. Эта форма состоит не из озарений, а из решений, такой красотой может быть прекрасен мост или небоскреб — и этим Гроссман похож на классических античных авторов, которые по типу мышления были ближе к современным архитекторам и инженерам, чем к литераторам”.

“Центральная идея Гроссмана, что высшая ценность в мире — это вспышки человечности, которые случаются вопреки нечеловеческой силе, уничтожающей в людях человеческое, эта его идея — совершенно античная по духу. <...> Вот эту идею современная культурная публика и считает наивной”.

 

“Европа надоела до чертиков”.Критик Сергей Беляков, автор книги “Гумилев, сын Гумилева” о своем исследовании. Беседу вел Владимир Гуга. — “Свободная пресса”, 2012, 21 октября.