Новый Мир ( № 10 2012)

Классическим па нас учили на уроках танцев, которые начались с восьмого класса. Конечно, это все же лучше, чем плясать камаринскую, но санкюлоты, танцевавшие карманьолу, нас бы не одобрили. Мы прекрасно танцевали менуэт и полонез, лихо отплясывали краковяк и польку-бабочку, элегантно двигались в падеграсе и падепатинере. Полагаю, на императорских балах в Зимнем мы выглядели бы достойно. С современностью нас связывал только вальс, хотя основы движения в танго и фокстроте нам тоже показали.

Одновременно с уроками танцев, естественно, в нашей жизни появились и девочки, которые приходили к нам из женской пятьдесят девятой школы. Моя первая партнерша по менуэту и польке, миловидная и не слишком глупая девочка по имени Валя, жила в Большом Гнездниковском переулке, то есть рядом со школой, что существенно облегчало ритуал проводов и входило в число ее достоинств. Недостатком была очень скудная лексика, что вызывало раздражение, которое в конце концов и прикончило наш танцевальный дуэт.

Уже в юности я понял банальную истину, много раз подтверждавшуюся в жизни: бедная лексика неизбежно свидетельствует об ограниченности ума и культуры. Конечно, я не имею в виду людей со словарем Эллочки Людоедки, но мне приходилось встречать крупных специалистов в разных областях знаний, чья речь — сплошные штампованные клише. Мышление этих людей устроено своеобразно: способность критического анализа идей, ситуаций и событий, лежащих за пределами профессии или жизненного опыта, так же ограниченна, как и их лексика, они не способны выразить свою точку зрения и потому инстинктивно избегают размышлений и разговоров на темы, чуждые повседневным занятиям. Как тут не вспомнить замечательную фразу Стендаля, написавшего почти два века тому назад: “В давние времена науки отнимали у людей меньше времени, поэтому ученые были одновременно и умными людьми”.

 

 

ДРУЗЬЯ