И про такого бога он станет рассказывать рабам. Может, он даже и сам не слишком поверил, но он не глуп — знает, что поверят другие. Поверят и пойдут за ним. За вестником справедливого бога.
— Но потом-то я сказал, что избавление от рабства не бывает мгновенно, — возразил Алан. — В нашей земле это великую дюжину лет заняло, и здесь так же будет. Устами вестника Своего Бог сказал, что перед лицом Его все равны. И теми же устами добавил, что каждый, уверовав, должен оставаться в том звании, в каком призван. Раб не должен смущаться своим рабским состоянием, но должен помнить, что к высшей, духовной свободе он призван. К свободе, которая важнее любой земной, внешней свободы.
А господин должен помнить, что он и сам — раб Божий, что и над ним есть Господь, и потому должен он миловать рабов своих, умеряя строгость...
— Ты мог талдычить хоть до ночи, — оборвала я оправдывающегося Алана. — Хаонари этого уже не услышал. Понимаешь, это уже не полезно для его целей. А какие у него цели, ты после имел возможность насмотреться. Что было дальше?
— Спустя дней пять начались беспорядки, — расстроенно сказал Алан. — Мы сидели дома, никуда не совались, знали только то, что рассказывала тетушка Миугних...
— Это ты не совался, господин, — вставил Гармай, — а я по городу бегал, все видел. И как дом господина Гиуртизи жгли, и как высокородных на колья сажали...
— Какая наглость! — не сдержалась я. — Ты, Алан, попустительством своим совсем испортил парня. Мало того, что запретов твоих не послушался, так еще смеет так вот прямо и объявлять это... Ты уже достаточно окреп, чтобы задать поганцу хорошую порку!
Алан помолчал. Потом глухо сказал:
— Ну вот еще... Мало, что ли, парень всякого зверства на своей шкуре испытал? Да и не принято в нашей земле детей бить...
Я чуть не застонала. Это что ж за такая безумная земля? Как она еще внутрь себя не провалилась?
— Вот потому-то и не понимаешь ты ничего в здешних делах да здешних людях. — Мне жаль было его, но пришелец из загадочной земли явно нуждался в горьком лекарстве. — Если даже в такой малости глупишь, чего ж о прочем говорить? Как же ты отважился о Боге своем учить, если в житейских делах ничего не смыслишь? Над тобой смеяться будут... и не только над тобой.
— Через два дня после бунта Хаонари опять пришел. — Гармай явно воспользовался паузой, чтобы увести разговор от опасной для его задницы темы. — Предлагал господину присоединиться к ним.