Новый Мир ( № 2 2011)

Новый сквозной мотив стихов Сопровского первой половины 1980-х — ожидание предстоящего отъезда, эмиграции и, соответственно, прощание с родиной. Мотив, знакомый и другим авторам неофициальной литературы («опять вплотную об отъезде» — Михаил Айзенберг). Третья волна эмиграции на самом пике, многие вокруг уезжают, практически перед каждым рано или поздно возникает вопрос: уезжать или оставаться? Цветков и Кенжеев — давно за границей, Сопровский изгнан из университета, давление КГБ усиливается, перспективы самые мрачные, и Сопровский с женой, поэтом Татьяной Полетаевой, решают: уезжать. Подают документы в ОВИР. Процесс долгий, бюрократический, требуются все новые бумажки, отъезд постоянно откладывается. Прощание затягивается и звучит в стихах.

У стихотворного цикла, давшего название последней книге Сопровского «Признание в любви», есть подзаголовок: «Начало прощания». И хотя речь идет о Ленинграде-Петербурге, это начало прощания со всей родиной:

 

Белесые сумерки в Летнем саду.

Навеки в груди колотье.

Сюда со страной я прощаться приду,

К державным останкам ее.

 

Бывшая имперская столица — «державные останки» той страны, в которой жили «прежние люди». Поэт прощается с той страной — с русской культурой, она-то и есть родина. И это очень мучительно.

Поэта, с одной стороны, преследуют «сны мои про волю налегке», видения «европейского карнавала», на котором «нам будет весело», «а мне из-под спуда и гнета / Все снится лишь — рев самолета», с другой — мучают сомнения:

 

Что с нами будет теперь: настоящая жизнь —

Или гнилой полусвет пересыльной тюрьмы?

Или тюрьма-то и есть настоящая жизнь?

 

Поэт и жаждет предстоящего отъезда, и ужасается ему. Он заранее страдает от ностальгии, готовится к ней, торопя неизбежное. Его венок сонетов, обращенный к Кенжееву, так и называется: «Тоска по ностальгии». Насколько оправданна «надежда жить и объясниться / По чести с племенем чужим»?

«А есть ли там о чем вещать и петь, / Или: твоя пора — мели, Емеля»? Стоит ли «дар свободы» «чужой земли под ногами»?У поэта нет ответов на эти вопросы. Твердо знает он только одно:

 

На краю лефортовского провала

И вблизи таможен моей отчизны

Я ни в чем не раскаиваюсь нимало,

Повторил бы пройденное, случись мне, —

Лишь бы речка времени намывала

Золотой песок бестолковой жизни.