Новый Мир ( № 2 2012)

Ни о какой разностопности стихов в Корнеевой строфе, понятно, не может быть и речи. Тактовый считалочный стих основан на ином принципе, чем классический. Следует все же отметить, что Чуковский не уходит от силлаботоники так далеко, как, скажем, Маяковский. Стихи Чуковского часто биметричны, они допускают двойную читку. У Корнея Чуковского нет ни одной сказки, которая состояла бы целиком из одних Корнеевых строф, как, например, „Евгений Онегин” — из онегинских строф (тоже, правда, за исключением „Посвящения”, „Письма Татьяны” и „Песни девушек”). Больше всего Корнеевых строф мы встречаем в первой части „Крокодила”, немало их и в „Тараканище”, и в „Мухе-Цокотухе”, и в „Чудо-дереве”, и в „Бармалее”, и в „Федорином горе”, и в „Айболите”…”

4 Вослед Всеволоду Некрасову, когда-то подметившему эту особенность, о перекличке “Двенадцати” и “Крокодила”, писал в “Корнеевой строфе” и Сатуновский. А в 2002 году в книге новых стихов Александра Кушнера “Кустарник” (СПб., “Пушкинский фонд”) вышло и стихотворение “Современники”, перед тем опубликованное в январском номере журнала поэзии “Арион”:

Никому не уйти никуда от слепого рока.

Не дано докричаться с земли до ночных светил!

Все равно, интересно понять, что “Двенадцать” Блока

Подсознательно помнят Чуковского “Крокодил”.

Как он там, в дневнике, записал: “Я сегодня гений”?

А сейчас приведу ряд примеров и совпадений…

…Ну и дальше то, от чего посетители Мемориального дома-музея Чуковского в Переделкине, когда я декламирую “Современников”, теряют дар речи и недоверчиво переглядываются.

5 Пушкин Александр. Стихотворения. Составил Корней Чуковский. М., “Детская литература”, 1968.

К сожалению, этот уникальный сборник до сих пор не переиздан.

6 См. статью Чуковского “Валерий Брюсов” из кн. “От Чехова до наших дней” (1908) в 6-м томе Собрания сочинений в пятнадцати томах (М., “Терра” — “Книжный клуб”, т. 6, 2002, стр. 151 — 163).

7 Приведем, пользуясь случаем, это малоизвестное стихотворение:

Никогда я не знал, что так весело быть стариком.

С каждым днем мои мысли светлей и светлей.

Возле милого Пушкина, здесь, на осеннем Тверском,

Я с прощальною жадностью долго смотрю на детей,

И, усталого, старого, тешит меня

Бесконечная их беготня и возня.

Да к чему бы и жить нам

На этой планете,

В круговороте кровавых столетий,

Когда б не они, не вот эти

Глазастые, звонкие дети,

Которые здесь, на моем

Грустном, осеннем Тверском,

Бездумно летят от веселья к веселью,

Кружась разноцветной своей каруселью,

В беспамятстве счастья, навстречу векам,