Стремление осуществить «социальное чудо» есть во многом следствие доминирования в интеллигентской среде философского рационализма. Это неудивительно: современная российская интеллигенция есть порождение французского Просвещения с его верой во всесилие человеческого разума. Именно на этой методологической базе интеллигенция стремится осчастливливать народ. Мы знаем, как и что надо делать, поскольку владеем самой передовой (самой правильной, самой развитой) теорией.
Я вовсе не призываю здесь к тотальному агностицизму, но не могу не признать, что как раз сомнений в полноте знания нам особенно не хватает. Не хватает того самого либерализма, который предполагает признание ограниченности всякого знания, отсутствие монопольного права на обладание истиной[7]
. То есть при всем внешнем «либерализме» отечественной интеллигенции как раз интеллектуального либерализма ей более всего и недостает.Оборотная сторона прямо противоположных настроений отечественной интеллигенции заключается в ее желании обмануть общественный прогресс, обмануть историю, перескочить через естественные этапы развития общества. Иногда это даже удается, но ценой неисчислимых жертв того самого народа, за который надо страдать, и той самой интеллигенции, которой не терпится вступить в то самое счастливое завтра. А когда очередной исторический прыжок не удается сразу, то начинаются разговоры о национальной уникальности, которую нельзя измерить общим аршином.
Естественное чувство исторического нетерпения, нежелание мирится с мерзостями сегодняшней жизни понятно, однако именно оно лишает ощущения исторической перспективы, понимания связи себя, своего поколения с прошлым и будущим. Без ощущения целостности истории своей страны время оказывается «таинственной субстанцией, превращающей наше светлое будущее в наше проклятое прошлое».
Желание ускорить ход истории уживается в современном интеллигентском сознании со стремлением отыскать свою исключительность и уникальность. Мало кто готов согласиться, что Россия столь же уникальна, сколь уникальны и другие страны мира. Все страны, как и все люди, уникальны, и все они похожи друг на друга. Неготовность принять эту простую истину оказывается следствием лишь плохого знания истории других стран и нередко служит психологической формой компенсации за недостатки образования (а в некоторых, ксенофобских, случаях — и за настоящую дикость).
Трудно жить в реальной истории и видеть реальные, а не мнимые альтернативы общественного развития. «Почему у нас положение дел хуже, чем в Польше, Венгрии, Чехии, не говоря уже о Германии?» Подобный вопрос в той или иной форме задается нашим интеллигентским сообществом, а за ним следует поиск виноватого: Ельцина, Гайдара, Чубайса, МВФ, ЦРУ, жидомасонов (список открытый). Но никому не приходят в голову простые вопросы: «А почему мы не воюем с другими республиками бывшего СССР? Как мы избежали гражданской войны? Почему мы не повторили путь Боснии или Сербии?» Все уже забыли, что распад советской империи происходил на фоне бомбардировок Сребреницы, и именно они были тем мощнейшим политическим и интеллектуальным фактором, который давил на российское руководство осенью 1991 года, когда оно принимало решение о роспуске СССР. Наши стартовые условия (распад союзного государства, переплетение в нем существенно различных этнических и религиозных групп) были гораздо ближе к «югославскому варианту», и избежание гражданской войны является важнейшим достижением М. Горбачева, Б. Ельцина и первого посткоммунистического правительства России. Достижением, за которое они слышат только хулу и никогда не дождутся благодарности.
Презрение к богатству дополняется презрением к государству и его институтам. Конечно, бюрократическое государство дает немало поводов для презрения, однако попытки отдельных представителей интеллектуалов заняться расчисткой авгиевых конюшен власти, как правило, заставляют собратьев по классу лишь брезгливо морщить нос. А когда кому-нибудь все же удается хоть что-то сделать, совершив при том конечно же немало ошибок, то власть дружно призывается к ответу перед народом и перед теми, которые «в белом». Хотя на самом деле белые одежды обвинителей пошиты руками обвиняемых. Если нет мужества или желания бороться за свои идеи, как Чубайс, то хоть признайте, что он делает работу за вас. Работа критиков тоже важна и почетна, но она возможна лишь тогда, когда кто-то дает материал для этой критики. Принимая решение «не участвовать», надо быть честным до конца и хотя бы внутренне видеть свою ответственность не только за то, что сделано, но и за то, что не сделано. Хотя последнее оценить бывает очень трудно. Нельзя интеллигенции уподобляться ворам в законе, статус которых в принципе запрещает сотрудничество с властью, нельзя отдавать политику на откуп беспринципным дельцам и карьеристам. Без конкуренции извне, без постоянной подпитки со стороны интеллектуалов политика так и останется сферой человеческой деятельности, в которой отсутствуют какие-либо ценности и принципы.