Тикали часы на кухне, и тикало в мойке, и в целом держалась тягучая, напряженная тишина: почему-то Павлу стало не по себе. Он лежал еще минут десять, медленно соображая, что к чему, пытаясь разграничить — и постичь — сон, странный, остывающе мокрый, и явь, сегодняшнюю ночь в кофейне — и то, как это может быть связано друг с другом... Конечно, он проспал капитально. И родителей давненько уж нет дома. (Разбитый, встал, прихлопнул пузо чайника: едва теплый.) Но странно, что не звонят с работы. Или не странно? Черт...
От предчувствия скандала у Паши свело в носу. Ну конечно же. Он еще не знал точно, чем чреват его вчерашний “загул” — когда он раз за разом сбрасывал Максима, отключал телефон, холодея, — не мог объяснить, но чувствовал: разгром будет. И еще какой. Сегодняшнее молчание трубки казалось все более зловещим.
— Ну а чего такого? — В пустой квартире было не по себе, и Павел решил поразговаривать вслух, наливая чай. — Да я вообще не обязан работать по вечерам! Дурью маемся какой-то... Чушь, вообще! Я пришел заниматься нормальным бизнесом, а не какими-то... спиритическими сеансами...
Голос звучал все неуверенней, но не потому, что Паша самому себе казался столь уж неправым. Просто в этом было что-то заведомо пораженческое — в этом монологе. И настроение. Павел искал джинсы, одевался, как к зубному врачу. Не переставая прокручивать в голове адвокатские речи со слабыми наступательными нотками, он вдруг с подлинной досадой подумал, что ждал от этой работы — и правда — чего-то другого.
Но может, не Максим в этом виноват?..
Словом, Павел шагал как на казнь, почему-то — сам не мог объяснить, — едва пересилил себя.
Поначалу встретили даже шутливо. Завидев Пашу, Максим расплылся в медовой улыбочке и, подмигнув Эле, процитировал мультфильм, что “мы его на помойке подобрали, а он нам фигвамы рисует”. И хотя смысл шутки не вполне обнадеживал, так хотя бы форма...
— Элечка, дорогая, сходи погуляй, а? Будет тебе лишний час плюс к обеду. Пробегись по бутикам...
Вот тут Паша понял, что все очень серьезно.
Поняла это, уж неясно — как, Элечка, смотавшись слишком торопливо, но не отказав себе в удовольствии пошутить на тему, что не мешало бы прибавить ей в зарплате, это в контексте бутиков.
Максим посидел, помолчал. Глаза его оставались насмешливыми, но Паше делалось все более не по себе: маски, маски.
— Ты что творишь, сука? — тихо начал Максим.
— Слушай, извини, так получилось...