Но Элиаз знал, что быть этого не может. Вернувшись домой, он ничего не сказал отцу и по-прежнему занимался живописью, просто потому, что ничего другого не умел, а переучиваться теперь, после стольких лет, было стыдно, да и лень. И через некоторое время он набил руку в изображении иудейских холмов, улочек Старого города, красных черепичных крыш и молящихся хасидов у Стены Плача, усвоил кое-какие приемы обращения с потенциальными покупателями, отделился от отца и зажил теперешней своей жизнью.
Ближе к вечеру, после пяти, вдруг подвалил народ. Человек десять толклись в небольшом пространстве галереи, и Элиаз снова встрепенулся, заметив среди них подходящую пожилую американскую пару. Он даже начал было кружным путем подбираться к американцам, но те, словно учуяв его намерение, быстро ушли. И другие скоро разбрелись, ничего не купив. Осталась лишь одна девушка, внимательно и последовательно переходившая от картины к картине. Явно не местная, однако происхождение ее Элиаз уловил не сразу. Стало опять скучно, и Элиаз начал подумывать, не плюнуть ли на утренних американцев, ведь скорее всего не придут, закрыть да уйти в город, посидеть с приятелями в баре, попить пива. Но тут девушка повернулась к нему. Толку от нее, судя по виду, быть не могло, на всякий случай Элиаз пробормотал:
— Вы хотели что-то спросить?
Девушка сказала что-то неразборчивое, пришлось подойти к ней поближе, и тут же стало ясно, кто она такая. Мало того что толку от нее быть не могло — люди этой категории вызывали у Элиаза некоторую неприязнь. Правда, прямого дела с ними иметь ему не приходилось, но за последние годы они появились повсюду, со своими расплывчатыми лицами, на которых лежала печать настороженного недовольства, со своей неправильной одеждой и неправильной речью, со своими редкими, неуклюжими попытками войти в контакт — иногда они заглядывали к Элиазу, однако он инстинктивно старался держаться от них подальше. Он и сейчас предпочел бы уклониться, но девушка неуверенно смотрела ему в глаза и опять что-то говорила. Кажется, спрашивала цену картины, у которой стояла. Элиаз коротко ответил, девушка тут же указала на другую картину и задала тот же вопрос. Элиаз уперся ей глазами в переносицу и назвал первую попавшуюся цифру.
— А эта? — с мышиной настойчивостью повторила девушка. Она вообще напоминала Элиазу мышь и вызывала такое же раздражение.
— Купить, что ли, хочешь? — буркнул он, направляясь к двери в заднюю комнату. — Ну, давай пиши чек, отдам за полцены любую.