Читаем Новый Мир ( № 3 2007) полностью

Вопреки ожиданиям, особой толпы в монастыре не было. Икона прибыла сюда всего неделю назад, и паломнический лагерь пока еще даже не начали строить. Буквально через десять дней — как расскажут наши знакомые, тоже побывавшие здесь, — все уже будет иначе. В чем нет ничего удивительного — до разрушения старого монастыря Тихвинская была расположена в храме таким образом, чтобы ее даже ночью, когда храм закрыт, можно было увидеть через специальное окошко: поток паломников не иссякал, люди шли поклониться в любое время суток. Очередь к иконе, конечно, стояла, но размеры ее были вполне человеческие, к тому же, поставив в очередь жену, я с сыном отправился закупать свечи, буклетики о монастыре и иконки. Это такой род скромного коллекционирования — и, надо сказать, он уже много лет меня радует. Что, собственно, смотришь, путешествуя по России? Пейзажи да церкви с монастырями, которые по большей части до сих пор наполовину лежат в руинах. Иногда — сохранившаяся усадьба, парк, местный музей. А все остальное — это уже коровники или дома культуры в районных центрах. В русском ландшафте все как бы сливается с фоном: с лесом, небом, полем — и не остается ничего достаточно отчетливого, что могло бы собою этот ландшафт символизировать. Русский пейзаж нельзя сфотографировать — его можно только написать, прожить, в известном смысле стать его частью (это вам не Гималаи какие-нибудь, где можно щелкать, не глядя в видоискатель). Недаром все значительные русские фотографы-пейзажисты либо прибегают к “высокохудожественным” ухищрениям вроде размывающих фильтров или съемки моноклем, либо занимаются совершенно неактуальным на мировой сцене, как бы противоречащим самой сути фотографии пикториализмом, сближая фотографию с живописью. Зафиксированный вами на пленку или на цифровую матрицу вид, который произвел на вас “вживую” большое и, казалось бы, особенное впечатление, скорее всего по прошествии времени вам ни о чем конкретном не напомнит, поскольку также сольется с “общерусским” фоном, с обобщенным образом русского ландшафта. Фотографии архитектуры, строений, представлявшихся очень своеобразными, запоминающимися, если не пометил сразу, через год-полтора приходится разбирать, уже ориентируясь по меньшей мере на путеводитель, которым тогда пользовался. А вот продающиеся в церквях образки: здешних чудотворных Богородичных икон, местночтимых святых или общерусских, связанных с этими местами, — как выяснилось, отлично структурируют память. Уже полстены они занимают у меня в комнате, но я мгновенно вспоминаю, где и при каких обстоятельствах была куплена каждая из них, и облик храма, и даже какие-то исторические сведения, которые там почерпнул, и просто приятные моменты именно этой поездки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза