— Понимаешь, город — грязная среда, нечистое место. И не только потому, что мы тут все завшивеем. На природе разве б вши у нас были? Если бы природа нас приняла, она бы вшей всех выместила сама, они противны ей. А город — он клоака, в нем паразитство живет само собой. Здесь человек человека сосет. Город сосет землю. В нем нечем облагородиться или просветлиться, неоткуда выше ступить, понимаешь? Здесь мир в нутро не проникает… А ты видел когда-нибудь море?.. — спрашивал Королев и брал паузу, чтобы продохнуть, прожить снова слова, которые должны были у него сейчас выйти.
В ответ Вадя задумался:
— А я не вшивый. Я в позапрошлом году последнюю гниду лаком свел. Надьке тоже надо лак купить. Лаком для волос гнид ихних душат, — объяснял Вадя Королеву, который и так знал, что личинок вшей нужно обезвоздушить обильным слоем лака, а потом смыть.
Королев закивал и стал соображать, что надо помыться, срочно.
Тем временем Вадя озадачился. Он не вполне понял, к чему ведет Королев, и размышлял, что ему рассказать в ответ. Он хотел ему тоже рассказать что-нибудь существенное, не просто байки какие-нибудь. Уловив мотив протеста против города, он стал рассказывать про бунт.
Король слушал весь вечер, вникал. Тогда-то он и сказал Ваде:
— А я тебе скажу, что бунт внешний ничего не даст. Бунт должен быть внутренним, чтобы мозг засветился. Потому что только тогда у нас появится шанс стать собственными детьми, когда мы решимся стать иными.
XCII
Вадя не сразу дался Королеву себя уговорить. На Кавказ идти отказался наотрез:
— Был я там уже, хорошо похавал, до сих пор утираюсь. На Кавказ от несчастья — к несчастью ходят. Не пойду. В Крым, пожалуй, — ходу есть.
Прежде чем выйти из города, они довольно еще побродяжили по Москве.
Перво-наперво сходили помыться. Купили два флакона лака, залили себе в бороды и волосы, Наде построили страшный колтун на голове. Вадя подумал и зачем-то заботливо накрутил ей башенку-спираль. И так — страшные, косматые — пошли они в петровско-разумовскую ночлежку мыться. Вадя Королеву был ниже плеча, так что троица выглядела живописно.
В ночлежке помылись, погужевали три дня на кроватях, застеленных колючими солдатскими одеялами.
Вадя сутки напролет играл в шашки со знакомым корешем — молодым парнем с оплывшим улыбчивым лицом. Когда он двигал шашки, его тонкие белые руки, покрытые цыпками, вытекали из-под рукавов.
Королев все время дремал. С закрытыми глазами он слушал, как шаркают, как стучат шашки, как крякает парень, проигрывая Ваде.