Новый Мир ( № 3 2009)

Старуха, поправляя берет, другой рукой придерживает тележку на колесиках — металлические ручки тележки потускнели от вечного соприкосновения с человеческой ладонью, но они отражают деревья, небо, асфальт, автомобили, только вытянутыми до неузнаваемости, состоящей из одних цветных промельков.

Собака, припадая на одну лапу, проковыляла к магазину “Пятерочка” — ее правая передняя лапа вспухла и сочится кровью.

Тяжелый автомобиль пролетел над “зеброй”, качнувшись, и обдал горячим дыханием, запахом разогретого железа.

Солнце то скрывается за рваными облаками, то снова блестит, проявляя и гася прозрачные цветные тени.

Ветер донес полынный дух степи.

Присутствие

Ирина Машинская родилась в Москве, окончила географический факультет и аспирантуру МГУ. Эмигрировала в США в 1991 году. Живет в пригороде Нью-Йорка. Автор шести поэтических сборников и книги переводов. Соредактор (вместе с Олегом Вулфом) журнала “Стороны света”.

 

* *

*

Пойдем туда, где реки тверды,

где от беды

не отбирают шнурки, ремень.

      Там я буду тебе опора,

            я буду тебе кремень.

Видимо, нужен какой-то край

земли, воды,

где обрывается каравай,

      где опадает дверь.

            Скоро нас будет два, нас будет две.

Ты раньше меня пришел и глаза открыл.

Над тобой тотем

молчал — сиял волчьих созвездий круг,

      и посреди горел

            желтый огонь. Долго ты был один, затем

(один — и сквозь стрехи пихт

смотрел наверх на

нетронутый кобальт — черно-лиловый снег —

      рваных небес края),

            затем появилась я.

Пойдем туда, где, будто выпал снег,

звезда нема,

и музыка, губ гармонь

      немы там, где откос небес —

            там, увидишь, ты станешь опять кремень.

В черной коробочке тверже алмаза лед,

он оставляет след,

Господи, на Твоей шкале —

      талой воды алмаз,

            наискось падая, гаснет, сгорая, в лес.

Перед грозой

Вторая кампания

Ласковые птолемеи,

                  жесткие селевкиды

      в трапе цепенеют,

            цепляются за левкои.

      Гребет по-пластунски,

по крышам — туча.

Глянувшие на Солнце —

                  сваливаются с травинок.

      Громко пахнет осока,

            молчит барвинок.

      Сгрудилось над домами,

волнуется вече.

Ведер угрозы, веток тирады

            в углу, за террасой.

            Ветер. Как он утюжит

                  выжженной нашей лужайки

            маленькую тавриду! —

            Забытье в канавке,

а у забора — сеча.

 

 

Конец мифа

Остались Маша, и Сережа,

и Оля.

Бабушка и ты.

Аголос крови— он все реже. А больше кто еще? Никто.

Остался только голос края

неназванного,

где без слез

она летит, как будто знает, сквозь трудный воздух-плексиглаз —

душа

случайная родная

услышала невнятный зов —

а ночью звезды собирают в корзины из горячих лоз.

 

 

В поле

А. Сумеркину

Пришей пуговку        обметай петельку.

Стоит пугало        среди поля