Вчера — в 8 утра в Никольском храме в
Епифани. Дожили: утром — как в старые добрые дореволюционные времена — городок слышит благовест. В храме (в будни) человек 40 — 50, 2 молодые пары. Я по парижской либеральной привычке в какой-то момент присел; широким загребающим шагом ко мне подошел седой крепкий старик и обвел перед собою рукой: “Смотри, мертвые среди нас стоят, а ты уселся”.В храме я не задуваю огарок в подсвечнике, но гашу его быстрым сжатием пальцев. И каждый раз чуть страшусь короткой острой боли ожога, так же, как брызг кропила — в лицо. Но и сладко потом.
Богородицк (где управляющим был мой дорогой Болотов); Епифань; деревня бл. Матроны; Куликово поле — с гривами ковылей, голубыми щетинистыми шариками степного репья.
Купались в источнике прямо возле Дона.
В Епифани после храма сели прямо во дворике “купеческого” музея; огурцы, помидоры, зелень — с грядки. Усидели в полдень вдвоем (с тамошним музейным директором Кусакиным) бутылку водки “Журавли”. Потом ездили на местное кладбище — могила родителей митрополита Евлогия. В церкви две
рабы Божьис перекошенными ртами — в гробах.
Действующие лица:
владыка Тульский и Белёвский (теперь Ярославский) Кирилл;
наместник Троице-Сергиевой Лавры Феогност;
директор заповедника Куликово Поле Гриценко Владимир Петрович;
— всем между 40 и 50, приехали однажды под вечер к Радонежскому храму, где располагался тогда музей, в который Гриценко вложил несколько беззаветных лет жизни. Походили, полюбовались на разлив заката. И Кирилл вдруг:
— Верни, Петрович, храм Матери-Церкви.
И куда денешься? Теперь тут — на подворье Сергиевой Лавры — один монах; на балансе же все осталось
музейном. А фраза Кирилла отпечаталась в мозгу “Петровича” навсегда.
Усадьба Бобринских в Богородицке — “прототип” имения Вронского из “Карениной”. Объявление на музейной двери:
Категорически запрещается!!!
Рассыпать на территории во время брачных церемоний
лепестки цветов, крупу, монеты, конфеты и т. д.
Штраф 1000 рублей
Речка
Уперта.
Мы поднялись на смотровую площадку богородицкого дворца: внизу лента реки, другой берег — без высоких совр. домов. Хорошая глухая провинция. Вот, правда, работать негде. “Градообразующие” предприятия остановились в 90-е годы. Мужчины зарабатывают в Москве “вахтовым методом”.
Вот в такой амплитуде: от Бретани — до Епифани.