Новый Мир ( № 3 2012)

“Мы, русские, — народ молодой, мы только начинаем жить, хотя и прожили уже тысячу лет; но большому кораблю большое и плавание” (русский пророкФ. М. Достоевский за сорок лет до падения русской цивилизации — 1876 г.).

 

21 декабря, 7 утра.

Полускабрезная игрушечность — элемент культуры Серебряного века, его ощутимая составная — оставляет какое-то нехорошее послевкусие (стихи Потемкина о Париже в “Новом мире”). Это есть и у Кузмина, и у голуборозовцев, у Вертинского, у Северянина etc… Предсмертное цветение с грядущей тленцой (которое когда-то я рассматривал как бодрое и высокое слово).

 

Когда в конце 80-х от нас на Запад потянулись поэты читать стихи в университетах, Дм. Пригов еще и ржал по-ослиному, кричал петухом, выл и лаял. Зап. слависты, которые до того с нашей стороны не видели ничего левее клетчатой кепки Евтушенки, воочию убеждались, что на смену соцреализму в Россию пришла творческая свобода.

 

М. Айзенберг — без всякого, по-моему, серьезного на то права — считает для себя возможным рулить литературным процессом. И типажно напоминает Осипа Брика.

 

Воинствующим антикоммунистом было быть трудно, но хорошо. А воинствующим противником олигархии трудно и плохо.

 

22 декабря.

В тридцатиградусные морозы при перевозке из Хабаровска какого-то частного цирка в металлическом контейнере без вентиляции замерзли африканская львица и восемь индийских тигров.

Есть (были) звери. И естьнелюди

. И нелюди загубили зверей.

 

Получил наконец у Никиты том Тургенева (Петроград, 1915. Ну конечно, откуда у Струве Тургенев советский?). “Мелкие сочинения в одной книге”.

 

Достоевский был первым (единственным?), кто практически показал существ, уже укорененных в революции, —бесов

. Толстой революции не чувствовал, не понимал. Отсюда его плохо (да и далеко не всегда) скрываемое сочувствие революционерам — как… нонконформистам и жертвователям собою во имя (пусть и понимаемого ими ложно — что извинительно) блага ближнего. Что это потенциальные убийцы миллионов — этого Толстой не сознавал ни на йоту. Слишком был для того породист, эгоцентричен.

 

30 декабря,среда, половина шестого утра.

Четыре дня на острове в Бретани, башни маяков, их лучи по ночам и мерные сигнальные вспышки, волны, валы, пена, скалы, ветер — мое любимое.

В гостиницах мы специально не задвигали штор, так что присутствие маяков, их работа всегда были с нами.