Новый мир. № 4, 2003

с некоторых летначинаешь примерять к себе чужие смертивроде как женщинаприкидывает мысленно к фигуревисящие в витринах платьята узката чересчур расфуфыренаа эта топорщится так некрасивонапрасное беспокойствосошьет на заказпортной с сантиметром на шее

Старик и душа

когда она явилась ему впервыето была в наутюженной блузке с комсомольским значкомвроде старшей сестрыпотом всякий раз в ином образе и летахкак в новом платьеон чуть не лишился еев тот раз что она была девочкой-подросткоми убежала за укатившимся волейбольным мячоминогда приходила как доктор в белом халатеа в решающие минуты принимала облик мухинской Жницыей с ним пришлось поваландаться

и все равноуже на лестницеона оглянется уходя и увидит:старик у окнаи вместо Евангелиячитает утреннюю газету

* * *

Оса, увязшая в клубничном вареньесеребряная ложка — стук!…вот так и Он меня прихлопнет сдуру:жужжал, надоедал Ему…

Поверх старого текстамаленький банкрасположился в прежней «стекляшке» на Киевскойстриженые клеркирасставили свои компьютерные столы в хирургической тишинеклацают и шуршатсквозь банковскихсквозь их хромированные столыпроходят прозрачные тени официантовв грязных фартукахволокущие подносы с разбавленным пивому тех и других

одинаково скуластые лицани те ни другиене могут выговорить слова «палимпсест»

* * *

Литературная стратегияЗачем шарахать дверью?Вот я за собой тихонько притворю обложку.И посмотрю.

Агрегат

Вряд ли я смогу описать восторг, охвативший всю нашу семью при переезде из города в деревню. Даже тетя Мара, склонная, правда, к преувеличению, не могла похвалиться тем, чтобы когда-нибудь раньше ее так переселяли. Единственное, что можно было бы сравнить с эмоциями, не покидавшими нас во время разгрузки и затаскивания мебели в новое помещение, было, по мнению брата Петера, то чувство облегчения, которое наша бабушка испытала после окончания Второй мировой войны, узнав, что ее старший сын, муж Мары, не скончался в Аусшвице, а возвращается домой. (Еще больше это наше ощущение было сродни веселью самой тети Мары, получившей вскорости уведомление о том, что ее муж — по ошибке! — был кремирован. Бумага содержала также уверения, что все произошло в полном соответствии с желанием покойного быть сожженным после смерти. То обстоятельство, что кремация мужа последовала не за его смертью, а, наоборот, смерть — за кремацией, она сочла пустяком.)

Однако эта история осталась уже далеко в прошлом, была почти забыта и вспоминалась лишь во время неизбежных семейных ссор как один из самых горьких эпизодов семейного прошлого. Переселение целого клана, как заметили наши поразительно скромные и нетребовательные соседи, было, конечно, случаем совершенно другого рода — и у самых отъявленных пессимистов из нас появился румянец. Даже бабушке, у которой из-за инсульта больше не двигалась левая сторона лица, удалось каким-то чудом растянуть правый угол рта.