Читаем Новый Мир ( № 4 2010) полностью

Комары и сосны, цветные мхи,

Серый).

Просто тот, кто раньше глазел на бой

Солнца с Оле-Лукойе,

Не был только и ровно собой,

Как вот этот, какой я.

 

Слегка неправильная, беглая, исключительно из служебных слов составленная последняя строка — ключевая. Становясь «только и ровно собой», поэт обретает как будто избыточную цельность, которую сообщает вроде бы дробной картине стихотворения; вещество скрепляется полем.

 

Катя Капович, наверное, — самый последовательный постакмеист. Каждое ее стихотворение очень вещественно, в основе — ряд отчетливых впечатлений. Вопрос в ракурсе зрения и скорости монтажа.

 

Пусть подъемный кран приносит сердце в клюве,

это не спасет,

и стрела, летящая в одном ирландском клубе,

на пол упадет.

Наземь упадет в городке конкретном

звезда в окне,

и лицо любимое от мыслей станет смертным,

улыбнется мне.

Обратите внимание на «звезду в окне» — это ритмический сбой внутри уже сильно раскаченного ритма. Парадоксально именно сбой оправдывает слишком поэтическую звезду — точно вместившись в строку, она бы осталась общим местом, «выдохом». А так — встав немного косо — становится такой же конкретной, как городок.

 

Наверное, надо попросить извинения перед авторами (названными и неназванными) и читателями. Масштаб темы не предполагает возможным заполнить весь объем между общим и частным — ни в статье, ни даже в монографии. Я предпочитаю работать «с краев», то есть чередовать крупные и дальние планы. Понятно, что в таком режиме обобщения могут казаться поспешными и недостаточно обоснованными. Конечно, я держу в уме много больше конкретных примеров, чем могу процитировать здесь, и исходная платформа гораздо шире.

 

Ирина Ермакова от прекрасных образцов женской лирики (без иронии) сумела перейти к жесткому эпосу.

 

Это она. Это она.

Колется льдины вертлявые на

с треском и ревом возбухшая речка.

Блеск и текучка, толкучка и течка.

На Нагатинской набережной весна.

В гуще зевак, и собак, и ворон

краснопожарной машины клаксон,

дети, вопящие: тятя! тятя!

Вышел из бурных подледных объятий

первый утопленник.

Это она.

 

Обратите внимание на инверсию предлога во второй строке — это как льдина, «не в очередь» наползающая на другую льдину. А также — на «чужую» парадную строку «На Нагатинской набережной весна». Дежурно-юбилейная, звучащая в другом ритме, она сознательно провисает, как казенный лозунг предполагаемого мероприятия. Всё иначе — а он висит, абсурдно контрастируя с происходящим.

 

Перейти на страницу:

Похожие книги

Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза