Новый Мир ( № 5 2005)

Вот почему я всегда делил свою жизнь на две жизни, в конечном счете ставшие очень неравными: до и после ранения. А теперь возникла еще одна, третья. Будет ли она долгой или короткой, мне неведомо. Хотелось бы успеть еще кое-что сделать, в том числе и завершить эту рукопись.

Итак…

.................................................................................................................

 

2

…В десятом классе, естественно, все силы были направлены на успешное окончание школы. В разговорах с друзьями все чаще звучали названия вузов, профессий, словом, речь шла о выборе жизненного пути. Как ни странно, я тогда об этом не очень задумывался. Может быть, потому, что по опыту старшего брата Макса хорошо знал: после школы мне придется идти в армию — а там будет видно! Макс в то время мотался по больницам и санаториям, чтобы излечиться от туберкулеза, который он подхватил в снегах Финской кампании.

В воздухе пахло грядущей большой войной. Многие наши юноши собирались в военные институты и училища — в них был самый большой конкурс. Мне же по наивности казалось, что о войне, как о грозе, поговорят-поговорят — и она пройдет стороной. А к призыву я был готов и принимал его как данность.

16 июня у нас был выпускной вечер. Всю ночь мы гуляли вокруг Кремля, по набережной Москвы-реки. Мы шли в обнимку с действительно гениальным — не побоюсь этого слова — моим одноклассником Колей Ботягиным (он погиб в 1943-м), шли веселые, разгоряченные и толковали о философии. Несколько вечеров собирались то у одного, то у другого — танцевали, пели, пили вино, мечтали... Все как у всех бывает в эту пору...

А 22-го началась война.

У меня плохая память на события собственной жизни. Например, моя жена Наташа, с которой я вместе учился, а женившись (вскоре после войны), прожил всю жизнь, куда лучше помнит мои проделки в младших классах или выступления на комсомольских собраниях — в старших. Иногда ничего не могу толком сказать про целые годы. А вот примерно полгода от 22 июня 1941 года до 18 января 1942 года — дай мне, как говорится, волю, мог бы описывать чуть ли не по дням.