Новый Мир ( № 5 2006)

В нем есть несколько фантастически красивых, выразительных общих планов, снятых откуда-то сверху, когда камера охватывает пространство действия целиком. Вот Грейс возлежит на красной кровати и читает книгу Мэм, а внизу стоят, выстроившись на “параде”, негры — каждый возле цифры, коей означена его “категория”. Вот поля после губительной бури — красные кучки пыли на белом полу, как пятна крови. Вот мертвая девочка в грубо сколоченном ящике: начав с ее лица, камера совершает головокружительный взлет, и мы видим маленькое тельце с нелепо подогнутыми ногами, одиноко затерянное где-то внизу, среди условно обозначенных крестов кладбища. Вот сбор урожая, когда люди в косых лучах льющегося из неведомого источника света волочат за собой белые длинные мешки с хлопком. Вот прилет ласточек — черные крылатые тени несутся, перечеркивая, как в картинках волшебного фонаря, белый макет Мандерлея с его колодцем, домиками и рисованными деревьями… Взгляд сверху — взгляд на людей, вовлеченных в неотменимый и вечный круговорот мироздания.

Но по большей части эти самые люди занимают режиссера в гораздо более пристальном приближении. В основном камера в фильме “плавает” туда и сюда где-то на уровне человеческого роста, завороженно фиксируя на крупных и средних планах фигуры, жесты, лица, оттенки эмоций; а поскольку стен в Мандерлее практически нет и плантацию окружает глубокая тьма, эти лица словно вылеплены светом на фоне Космоса. Ничто не отвлекает, только люди, только человеческая природа, человеческая суть как она есть. И самое выразительное, самое запоминающееся, приковывающее к себе внимание здесь — лицо Грейс. Ее нежная, очень белая кожа, смешно торчащие из-под косынки перышки рыжих волос, ее серые глаза, то излучающие детскую радость, то мечущие молнии гнева, ее тонкая шейка и сосредоточенные морщинки на переносице… Именно она — фокус действия; именно за ней мы следим, и нас неотрывно волнуют ее упорство в решении неразрешимой “задачи”, ее победы и поражения, глупая гордыня и глупый стыд, и “школьный”, дурацкий пафос, и совсем не школьная способность подниматься на ноги после любого удара, ее отчаянные рыдания над трупом старушки Вилмы и счастье, которым лицо ее светится на празднике урожая…