Новый Мир ( № 5 2006)

этих нервных, бессильных дамочек

для набивки ситца казнив,

то-то праздничка было, счастьица

в карнавальной толкучке дней!

Вещь равнялась названью. Случавшееся

не отбрасывало теней.

А как взялся сметывать петельки

снегопадов в тусклую шаль,

дни-скупцы поплелись, дни-скептики,

зябко стало, и жизни жаль.

Но душа, как куколка зимняя,

для того под своды и шла,

чтоб кайма фиолетово-синяя

охватила просверк крыла.

Этим обжигом нежным траура,

в антрацит запекшим края,

пестроту психея задраила

и безвкусицу бытия

и, продрав паутину коконов,

потащила липучий шлейф

притираний, ресниц и локонов

на поверхность — и стала эльф.

Что спаслась, что оттуда выбралась,

поздравляю. Что плевы — медь

оказалась слабей. Что, выбросов

просто так не делая, смерть

сбой дала. Что с уродством справилась

червяным ты. Что вновь жива. —

Славься, о Ахеронтия Атропос,

бражник “мертвая голова”!

 

*    *

 *

Исчезает из оборота и вообще

исчезает из глаз природа.

Даже город на роковом рубеже

изнутри запирает ворота.

Даже город приобретает черты

человеческие при задыханье.

О, как силы опухоли щедры

и как немощны ее ткани.

Говорить ли, что свет слабеет, что дождь

не имеет цели, что бешен ветер.

Что плюют — по древности — мох и хвощ

на заламыванье рук деревьев.

Что на крышах вдруг разрывается жесть

просто так — скрежетать и клацать.

И что с нашего вече свежая весть

и крик моды — заспанность декораций?

Это все не про осень и не про смерть,

наоборот: про триумф шестидневной

несравненной затеи. Про скорбь и месть

формы, вызванной к жизни пневмой.

И ну да, про смерть, как единственное, в чем толк

виден, если в метро с однорогим лосем

встретился. Как цветение и итог

замысла. В этом смысле, ну да, про осень.

*    *

 *

Поигрывание в действительность

не приведет к добру.

На лавке вокзальной вытянусь,

а ты расстегни кобуру,

мой мент, пожиратель паспорта,

мой фирменный хеппи-энд,

наместник врача и пастора,

натасканный на документ.

Реальность — какие глупости!

Подлин один лишь миф.

Влезь в него: стерпится — слюбится

глянец поддельных ксив.

Хаос богов. Сусальная

заумь младенца. Нерв

скуки. Скамья вокзальная.

Беспамятство. Милиционер.

 

*    *

 *

Я книгу читал о Божественной Славе.

О первом творенье. Пророческой лаве.

Закладкой служила Джоконда. Тарантул

земного соблазна. Она же и ангел.

Уж так получилось. Сжигалось аскезой

влечение. Шрифту была антитезой

открытка. И как-то одно совмещалось

с другим. И что-либо менять запрещалось.

А было б и можно, ни уха ни рыла

не смыслил ни в том, что парит шестикрыло,

ни в том, что за химия липнет к палитре.

Сияньем. Портретом. Полсловом в субтитре.