Рискну сказать, что Владимир Маканин был (и оставался бы до сих пор, если бы его “фэны” не разбежались на скучные заработки) “культовым писателем” нашей окологуманитарной интеллигенции 70 — 80-х годов. При этом понимали его всегда плохо (даже очень профессиональные критики написали о нем массу напыщенно-смешного), сам он давать объяснения долго и наотрез отказывался, однако “тяга” (маканинское словцо) к прозрачным, но полупонятным маканинским текстам была сильнейшая. Некая магическая музыка слышалась в неповторимо интонированной (нащупывающей, уточняющей, варьирующей привычные смыслы) маканинской фразе.
Уже к началу 90-х Маканин стал почти классиком, что означает, увы, попадание в “мертвую зону” всеобщего почтительного неинтереса, когда читателю достаточно насладиться привычной музыкой фразы, а критику — вытащить из стола толстую уже папочку с грифом “Маканин” и еще раз применить отработанную методику интерпретации. Благо Маканин — писатель образцово рациональный, у него устойчивая система лейтмотивов, подробно разработанная символика, вполне обозримый набор сюжетных “инструментов”. Так казалось.
Но в начале 90-х Маканин резко меняется. Долго здесь рассказывать, как именно он менялся, поэтому отошлю читателя к подробной статье И. Роднянской “Сюжеты тревоги: Маканин под знаком „новой жестокости”” (ср. с ее предыдущей статьей “Незнакомые знакомцы”, обе воспроизведены в ее недавнем двухтомнике). Завершением 90-х стал головоломный и не всеми принятый “Андеграунд”. Но, впрочем, и этого Маканина критика кое-как “утоптала”, освоила, интерпретировала. Помнится, однако, сумбурная и какая-то растерянная статья Андрея Немзера “Когда? Где? Кто? О романе Владимира Маканина: опыт краткого путеводителя” (“Новый мир”, 1998, № 10) и более спокойная, но тоже с кучей вопросов статья Александра Архангельского “Где сходились концы с концами. Над страницами романа Владимира Маканина „Андеграунд, или Герой нашего времени”” (“Дружба народов”,
1998, № 7).Коллеги сильно призадумались.…А если еще дальше в историю забежать, так ведь был же и Маканин конца 60-х — начала 70-х, Маканин романа “Прямая линия” (1967) и повести “Безотцовщина” (1970). Те, кто начал сразу с “Портрета и вокруг” (1978) и проникся, прежнего Маканина просто посчитали бы однофамильцем — так велика была разница.
Но наступило новое тысячелетие, и начался новый Маканин. Помню, как в 2000-м смутили его повести “Буква „А”” и “Удавшийся рассказ о любви”, опубликованные чуть ли не в один месяц.