Новый Мир ( № 5 2009)

Сама школьная математика никаких особенных чувств у меня не вызы­вала, давалась легко, да еще, конечно, льстило такое отношение учителя. Я думаю, что многие из тех, кто учился в школе в мое время, согласятся, что школьная математика представляла собой — прошу прощения за не слишком уважительный образ — «связку отмычек»: если выберешь подходящую, задача будет непременно решена. А насколько умело и, главное, быстро ты суме­ешь выбрать, это и характеризовало твои способности и определяло твои ус­пехи. Ну и, конечно, надо иметь некоторое пространст­венное воображение и не надо делать арифметические ошибки.

Понимаю, что обрекаю себя на позор следующими своими высказыва­ниями, но, во-первых, жизнь уже прошла, пора и признаться, во-вторых, меня несколько извиняет то, что представления моего учителя мало чем отлича­лись от моих, и, в-третьих, это — правда.

Андрей Николаевич Колмогоров[19]

, у которого мне довелось несколько лет учиться, а потом работать на кафедре, как-то писал:«Действительно хо­рошо преподавать математику может только человек, который сам ею ув­лечен и воспринимает ее как живую, развивающуюся науку».

Мой первый школьный учитель в каком-то смысле опровергал это ут­верждение — он безусловно хорошо преподавал математику, был ею всемер­но увлечен, но вряд ли воспринимал ее как живую, развивающуюся науку. Скорее всего, тут дело в понимании слова «математика».

У нас с Бородулей о математике было примерно вот какое представле­ние: математика содержит сколько-то, много, теорем, часть из которых, са­мые простые и самые необходимые, изучаются в школе; затем следующая часть, более трудные и менее важные, — в институте (университете); и, нако­нец, самые трудные — в аспирантуре. Соответственно, те, кто окончит инсти­тут, могут потом преподавать в школе, а кто аспирантуру— в институте. Ну а ученые? Они пишут книги, так, пожалуй. То есть как

наукуя математику не представляла, ну а заодно и вообще вряд ли могла внятно объяснить, что такое наука... Ну, кроме «естественных» наук, конечно,— там я понимала, что еще «не все» открытия совершены и естествоиспытателям есть еще чем за­няться (да и живой пример — мой брат — был рядом).