Новый Мир ( № 5 2009)

— А... ну давай спи дальше.

Он прошел в комнату, погасил свет и, не раздеваясь, бухнулся в гамак.

 

“МОЯ КРАСАВИЦА”

Все свои молодые и частично зрелые годы Аркадий прожил среди больших женщин. И мать была высокого роста и полная, и две старшие сестры выросли даже выше матери, поскольку питание везде, даже в России, стало лучше. Только он, последыш, получился почему-то небольшой, хотя и складненький, симпатичный с лица. В школе тоже всегда выходило так, что рядом с ним и за соседними партами сидели рослые, быстро дозревающие девочки. А в институте и тем более. И в мужья его выбрала девушка довольно крупная, с формами и с интересным греческим профилем. Выбрала, и он был совсем не против, и сперва все было ничего, но она, видно, все же не могла простить ему недостаток роста, хотя никогда не говорила этого напрямую. Это принимало другие формы.

В результате у Аркадия сложилось навязчивое ощущение, что его стискивают, давят на него со всех сторон, ему всегда было тесно и душно, и не только в обществе женщин, а и мужчин, которые и подавно были все гораздо выше и объемнее его. И хотя в жизни у него бывали и успехи, и удовольствия кое-какие, и вообще приятные минуты, однако самое глубокое свое, мало даже осознанное желание — чтобы у него был собственный, отдельный ото всех кусочек жизненного пространства, где никто не будет давить на него и дышать его воздухом, — осуществить никогда не удавалось.

Да он никогда и не пытался.

— И сколько просишь? — спросил Лиор, которого Аркадий помнил сопляком с разбитыми коленками.

— Двадцать тысяч.

— Ах-ха-ха, ты мой сладенький! Смеешься?

— Она же почти уже на ходу!

— Вот и ходи на ней, почти, ха-ха! Ладно, шесть дам.

— Восемнадцать. Последняя цена.

— Семь, топ, минус полгода стоянки.

— Да ты что? Ты видел, сколько в нее вложено?

— А то нет. Я же и вырасти успел, и в море с моей американкой сколько раз сходил, и в армии отслужил, и денег подзаработал, пока ты вкладывал. Видел и сочувствую. Потому и беру. Нужно мне, думаешь, твое деревянное корыто? Из сочувствия только, по доброте душевной.

Корыто... Его красавица, его любимица, его десятилетиями холенное, лелеянное детище... Семь тысяч...

Всякая охота торговаться пропала у Аркадия, хотя нужно было. Было просто необходимо.

— Подавись ты своей добротой душевной, — угрюмо сказал он мальчишке Лиору.