Читаем Новый Мир ( № 5 2011) полностью

Как-то раз, бродя по Парижу, он заприметил маленькую студию звукозаписи. Забронировал на час комнату для прослушивания, чтобы прокрутить записи со своими стихами, и сказал, что вернется. Продолжая прогулку, уже изрядно приняв на грудь, Моррисон наткнулся на двух уличных музыкантов, явно американцев. Денег им никто не давал. Джим пригласил их сыграть пару песен вместе. Вскоре троица уже была в студии. Звукооператорам не понравилось, что Моррисон пьян. К тому же они привыкли записывать классику и потому объявили, что “у него и тех двух придурков, которых он привел с собой”, только полчаса, не больше. Моррисон тщетно бился с горе-музыкантами. Гитарист был еще туда-сюда, а вокалист, хоть и обезумел от счастья, был абсолютно безнадежен. “Ладно, — сказал Моррисон. — Давайте попробуем вот это”. Речь шла о новой версии “Orange County Suite” (“Оранжевая тюремная роба”) — песни, которая была выкинута по крайней мере из двух альбомов “The Doors”. Текст напоминает пьяный бред, но это — последняя песня Моррисона, записанная за две недели до его смерти. Джим отдал музыкантам все деньги, которые были у него в карманах. Звукооператор вручил Моррисону коробку с пленкой. Трясущейся рукой Джим написал на ней название своей новой группы: “Jomo and the Smoothies” (“Джомо и плейбои”, Джомо — это Моджо наоборот). По счастью, пленка сохранилась.

Потом Джим и Памела на несколько дней отправились в Лондон. Им забронировали номер в гостинице “Кэдоган”. Поехавший с ними вместе Алекс Роней сказал Джиму, что именно здесь был арестован Оскар Уайльд и что потом он умер в Париже. “Смотри не повтори его историю”, — пошутил он. Джим отреагировал очень болезненно. Будто предчувствовал, что его ждет.

Они вернулись в Париж. Джим чувствовал себя ужасно. Парижские тетради Моррисона испещрены словами: “Господи, помоги мне”… Врач прописывает ему антиспазмолитики, он принимает их, но облегчения не наступает. Поэтому он все больше и больше пьет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза