Новый Мир ( № 6 2009)

Она толком еще не доставала до газовой плиты и, чтобы готовить, встала на табуретку. Надела мамин фартучек. Бросила в кастрюлю весь запас сушеного укропа. Не пересолила. Вообще не солила. Варила куриный окорочок абсолютно бесстрастно. Она могла бы хладнокровно, без малейшего сочувствия отрезать голову карпу и пожарить его с яйцом на маленьком-маленьком огне, как это делала мама.

— Что у нас сегодня на обед? — спросил папа.

— Бульон.

Папа ничуть не удивился. Он думал, что умение готовить у женщин появляется с первого дня рождения.

— От твоих ног воняет, — сказала Цветка.

— Оставь в покое мои ноги.

— Иди вымой руки и ноги.

— Ты еще хуже, чем твоя мама.

— Я не хуже. Я такая же.

Потом они вдвоем стояли под окнами родильного дома, взявшись за руки, как папа и дочка, счастливые и улыбающиеся. Мама показывала им в окно сверток со мной и жестами спрашивала, что они ели всю неделю. Папа отмахивался, мол, перебивались как-то, все это ерунда.

— Бульон! — кричала Цветка, но мама не понимала. — Скажи ей, что мы ели бульон!

Папа уже намеревался уходить.

— Нет, скажи, что мы ели бульон! — настаивала Цветка. — Почему ты не хочешь?

— Это что, так важно?

— Очень важно. Мы ели бульон,и мама должна это знать!

— У нее сейчас своих проблем хватает…

— Бульон — это не проблема…

— Она родила тебе куколку. Как ты ее назовешь?

Цветка ни минуты не колебалась. Она знала мое имя еще до моего рождения.

— Метла!

 

2

 

Она была худенькой и черноволосой, всегда в коротких мини-юбках, в элегантных туфельках на небольшом каблучке. Она ярко подкрашивала глаза и губы и носила большие висячие серьги в форме виноградных гроздьев.

Когда мне было шесть лет, я считала ее прекраснейшей девушкой на свете.

 

3

 

Мы спали в одной комнате: Цветка на раздвижном диване, я — в детской кроватке со снятыми перильцами.

Лишь только начинало темнеть, я переносила свою подушку к ней на диван и пристраивала рядом с ее подушкой, но так, чтобы Цветка не увидела и не успела мне запретить. К тому времени, когда она раздевалась и укладывалась спать, я была уже там — на краешке ее дивана, с головой укрытая одеялом, свернувшаяся калачиком, чтобы занимать как можно меньше места и как можно меньше ее раздражать. Порой Цветка со скандалом и криками заставляла меня вернуться в свою кроватку, а порой была доброй и милостивой.

Ее доброта таила в себе опасность. Цветка наносила удар в тот момент, когда я меньше всего этого ждала.

— У тебя красивые губы, — говорила мне Цветка перед сном, когда мы лежали рядом в темноте. — Лучше, чем у меня.