Новый Мир ( № 7 2007)

А значит, не хрен тут рассиживаться, надо вставать и валить, на одном каблуке ковылять на Зверинскую. И чтоб она еще раз подошла к какому-то комсомольцу хоть на пушечный выстрел…

— Ладно, все. Мне пора.

Она резко поднялась, натянула туфли, одну целую, другую изуродованную, и захромала к железной двери.

— Подожди, что случилось?

У него даже рот приоткрылся, в нордических стальных глазах забрезжило изумление — и ни проблеска мысли, что человеку НУЖНО ДАТЬ ДЕНЕГ!..

— Ничего. Пора.

— Но куда же ты пойдешь на одном каблуке?.. Постой, я вызову такси!

— Как-нибудь доковыляю. Не впервой.

— Ну подожди, я тебя чем-нибудь обидел?

— Чем ты меня можешь обидеть? Потрендели, перепихнулись — и хватит. Хорошенького понемножку.

— Ну подожди… Я что-то сделал не так?

Уй, идиота кусок!.. Так и стукнула бы по самодовольной американской башке… У них там в Принстоне все, что ли, такие?.. Мне рубли, баксы, еврики нужны позарез, ты можешь это понять, шизик хренов?!.

Но язык наотрез отказывался это произнести — лучше сдохнуть. Такая вот она бескорыстная уродилась на свою голову… Разве так она могла бы устроиться в этой жизни, если бы думала про свою выгоду, как другие?.. И кто тут ей виноват, если она сама такая дура уродилась?..

И она грустно вздохнула:

— Ты все сделал нормально. Это я ненормальная. Бывай.

Он попытался что-то сказать своим приоткрытым ртом, но так и не успел его захлопнуть — как ужаленный схватился за телефон, — кажется, еще раньше, чем тот успел закурлыкать.

— Да, да, дорогая, говори, я слушаю, — орал он так, словно могли услышать в его родном Усть-Тараканске: она сразу поняла, что звонит его жена. — Да, да, я слушаю, говори, — заполошно орал он, как будто и не американский генерал был вовсе, а бестолковый колхозный совок, кем он, собственно, и остался при всех своих баксах и шерифских ремнях.

И вдруг сник и побелел как бумага:

— Да… Да… И когда?.. А “скорую” вызывали? Ну да, ну да… А когда похороны? Конечно, конечно. Сегодня же выезжаю. Ну, отменю, что же делать. Выкрутятся как-нибудь. Да нет, что они, не люди?.. Нет-нет, я в порядке. Да нет, ты сама увидишь. Все. Обнимаю. Иду за билетом.

Он положил трубку на стол лицом вниз и застыл, все такой же белый — даже твердые губы у него поголубели. И глаза. А потом наполнились слезами.

— Отец умер. Извини. Я должен идти за билетом. Давай я вызову тебе такси.

Но он думал уже о чем-то совсем другом. Незаметно смахнул слезинку. И ей открылась невероятная вещь:комсомольцы тоже люди!..