Новый Мир ( № 7 2007)

Купив нож, он осознал, что должен кого-нибудь им убить. Для самоочищения. И что это будет, строго говоря, не совсем убийство, а жертвоприношение. Этот человек будет принесен в жертву их любви. Их уникальной и прекрасной любви, которая выпадает, может быть, раз в столетие. А то и реже. Как, скажем, после рождения Рокфеллера прошло лет сто пятьдесят, а то и больше, и лишь после этого родился Билл Гейтс. И этот человек, которого он принесет в жертву, будет абсолютно никчемным человеком. А то и вредоносным, отравляющим жизнь, словно прохудившаяся бочка с ядохимикатами.

И он поехал с ножом на Киевский вокзал. Ночью, потому что ночь — это время, когда в нем, в спящем, просыпается реликтовая агрессия.

В скверике нашел спящего бомжа.

Поблизости никого не было.

На проплывавшем вдалеке теплоходике долбила музыка.

Было душно.

Он наклонился к бомжу, чтобы рассмотреть лицо. Но лицо было упрятано отчасти в подмышку, отчасти в кудлатость.

Жутко разило чем-то запредельно мерзким, удушающим. Чем-то таким, что мог приготовить лишь парфюмер Гринуй.

Выпрямился и отступил на три шага, чтобы отдышаться.

Стал думать.

Куда?

В шею?

В сердце? Но где оно, с какой стороны?

Спереди не получится. Неудобно лежит. А сзади — вдруг попадешь в лопатку.

Не ощупывать же. Хоть и спит мертвецки, но мерзко и подумать о прикосновении.

Или все же в шею? Перерезать горло — и будет только хрип негромкий. Он это знал, он это видел в детстве, в фильмах про итальянцев.

Решил все же в спину. Для чего нащупал своей левой рукой свою левую лопатку и определил, что она заканчивается на уровне середины расстояния от плеча до локтя.

Нет, это не годилось, поскольку бомж закинул руку на голову.

Промерил ножом. От плеча до нижней кромки лопатки полтора лезвия.

Но вдруг бомж длиннее?

Не ложиться же рядом, чтобы сравнить рост.

Выругался.

И решил действовать. Потому что дальше тянуть было нельзя. Решимость была не безграничной, а лимитированной, словно пятибаксовая билайновская карточка.

Подошел. И наклонился, примеряясь.

И тут его вырвало. Жестоко. Прямо на бомжа.

Однако отступаться было нельзя. Потому что он отвечал не только за свое будущее, но и за будущее самого дорогого для себя человека. Нужна была новая жертва. Не кусок дерьма, а что-нибудь более подходящее. И естественно, она должна быть ему по силам. Он почему-то в этот момент думал о физических силах, а не о нравственных. Словно солдат, за которого все нравственные проблемы уже решил министр обороны, командир дивизии и пьяный для куража взводный.