Новый Мир ( № 7 2011)

А вот и другой прадед — другая линия, другое поколение. Ему только пять лет, и три из них он прожил без отца, который уехал на заработки в Америку. Путь, ведущий в Америку, — это самый прямой путь в будущее. Ведь будущее — это другой континент, Америка, Новый Свет, чистый лист. Будущее все еще остается будущим, пока ты плывешь, и вокруг тебя Большая Вода, и корабль качает, и ты — пассажир четвертого класса, завербованный через посредническую компанию, с синим от морской болезни лицом. Один мудрила советовал в качку смотреть с палубы только в небо — это якобы должно утихомирить приступы рвоты. В лучшем случае это метафора. Или неаппетитная шутка.

Корабль пошатывало среди Большой Воды, детей и взрослых трясла лихорадка, изматывала дизентерия, мертвые тела спускали за борт. Океан принимал их как должное.

Америка открылась как незнакомое бескрайнее лукоморье с ангелами, птицами и золотыми рудниками. Возможно — как набитая всякой всячиной алмазная кладовая. Возможно — как гигантская бойня, на которой ежедневно и еженощно разделывают миллионы и миллионы мертвых быков. Больше ничего отец прадеда об Америке не ведал, пока не кончилась корабельная вечность и вдруг оказалось, что у океана тоже есть берега. И будущее перестало быть будущим.

Впрочем, сначала еще несколько недель карантина на одном из островов на входе в Нью-Йоркскую, Бостонскую или Нью-Хейвенскую гавань, со временем администрация стала ограничиваться лишь обязательной санитарной обработкой в специальных бараках (заглядывание в рот и в задницу, смазывание половых органов и подмышек вонючей пастой и так далее), чтобы ненароком какая-нибудь центральноевропейская, еврейская, греческая, итальянская, русинская, цыганская зараза не пробралась в стерильно чистую Страну Грез. Все это надо было пережить. Отец моего прадеда это пережил. И карантин, и санитарную обработку.

Через несколько лет от него перестали приходить письма. Жена хранила их все, она связывала их лентой в одну стопку. Он писал, что начинает работу в три утра, а в воскресенье, как правило, не позволяет себе второе пиво. Ведь он хотел скопить немного денег, вернуться домой и купить клочок земли. Именно этот клочок земли представлялся ему теперь его будущим. Земля всегда имеет цену. Это единственная надежная вещь, это почва под ногами. Деньги обесцениваются, дворцы горят, и отборные стада проваливаются под землю. Но с самой землей ничего не случается — это самая прочная ценность. Так он думал, потому что жил во второй половине ХIХ века.