Они вышли из ворот и встретили Володю Астафьева. “Ну вот, явился! — сказала Лида. — Все уже расходятся…” Володя откозырял им — эту привычку он перенял у брата-дембеля. “Значит, я вовремя”, — сказал он. Обменялись рукопожатиями и разошлись. “Хочешь, я помогу тебе с химией?” — спросила Лида. “Не хочу, — ответил Саша, крепко стиснув ее руку. — Вот как раз этого мне от тебя не надо…” Надо было, наверное, спросить кокетливым тоном, что ему от нее надо, как сделала бы это Надя на ее месте, но Лида боялась, что у нее дрогнет голос. Саша замкнулся в себе. Молчание разрасталось, приобретая напряженность силового поля, как будто они летели вперед на коньках. Музыка звучала в отдалении. Саша стащил рукавицу со своей руки и варежку с Лидиной, взяв ее руку голой горячей рукой, после чего молчание Лиды стало естественным. Ее вели, она шла не замечая дороги, согреваясь все больше и больше от учащенного бега крови во всем теле. Лида и не заметила, как они оказались возле ее дома. “Ну пока”, — сказала она. “Скажи: как ты ко мне относишься?” — глядя в сторону, вдруг спросил Саша. Лида засмеялась — вопрос прозвучал как признание. “Что смеешься?” — “Это все равно что мгновенно сказать, сколько будет пятьдесят пять умножить на шестьдесят шесть…” — сказала она. “Три тысячи шестьсот тридцать”, — машинально буркнул Саша. “Откуда ты знаешь?” — “Просто так брякнул… Так что ты мне ответишь?” — “Три тысячи шестьсот тридцать. — сказала Лида. — Спокойной ночи”.