Новый Мир ( № 8 2007)

вышли прямо к понту, и — разверзлась бездна.

Мать семейства, с оком карим и кривым,

рассекала боком по волнам крутым.

И отец-рабочий разделся до трусов —

вроде и не очень мрачен и суров.

Вон ныряют рыбкой все его сыны.

Старшенький — с улыбкой страшной ширины.

Он ныряет дальше и в подводной тьме

может быть всех дольше — не зря сидит в тюрьме.

А второй на лавочке целый день сидит

и ногой качает, и на ногу глядит.

Ан вовсю плескается в ласковой воде…

Третий вот болтается неизвестно где.

Но сегодня дружная собралась семья.

К ним волна услужлива и добра земля.

С морем по соседству им не до того,

чтоб спускать наследство рода своего:

руки золотые, незлобивый нрав…

Лодку б смастерили, доски подобрав,

и вовсю удили рыбу пеленгас —

жарили, коптили, солили про запас,

в гаванях окрестных бросали якоря… —

если из подъезда, короче говоря,

вышли бы и — море вместо пустыря.

 

*        *

  *

В душе и в мире есть пробелы…

В. Ходасевич.

Ради единого хлеба

трубами вспорото небо,

перелопачен ландшафт

и под ногами от шахт

зияющие пустоты —

как бы пролили кислоты.

К богову, что ли, застолью

густо посыпали солью

ржаной каравай земной

и на тарелках летающих

оставили для алкающих?

…Скучно в слободке зимой.

На заводской окраине

весь разговор о Каине,

зарезавшем брата в пивной,

икающем день восьмой.

 

*        *

  *

Все, что старательно нас отвлекает

от…

Все, что мелькает, галдит, упрекает

тем, как напрасно внимания ждет.

Все, что мельканьем мешает вглядеться

в дальнюю даль и высокую высь

и золотые картинки из детства

застит собою — на-кась дивись!

Все, что обыденной жизнью зовется, —

вдруг отступает, проститься забыв.

А остается… А что остается?

Что оставляет на гальке отлив?

Вот ерунду эту и подбираю:

память о чувствах, давнюю боль, —

все, что собой называю, стирая

проникновенную соль.

 

*        *

  *

Легкий лес — чтобы дышать,

воздух — чтобы пить и плавать,

и вода — чтоб просверкать,

и звезда — чтобы оплакать

всю земную благодать.

Все с избытком дали мне,

а на сколько — не сказали.

На земле да при луне

я стою, как на вокзале

под часами. Только не

говорите, что отстали.

Считалка напоследок

Слишком мало рук и ног…

А. Аронов.

На земле прожив полвека,

много добился:

рост не ниже человека,

вымылся, побрился.

И причесывать покуда

кое-что осталось…

Разве это вам не чудо:

молодость — и старость.

Что же дальше? Неужели

ничего не будет?

А зачем тогда от Гжели

росписи на блюде?

Там и синий — цвет печали,

и победно-белый.

В синеве меня качали,

словно в колыбели…

Почему все время вечер

в самом раннем детстве?

Почему все время свечи

в самом главном действе?

Время моей жизни