Новый Мир ( № 8 2007)

Понятно, истерические всхлипы не нужны. Что ж, будем работать над собой.

Бегать в сапогах трудно. Петь в противогазе еще труднее. Задыхался, хотелось курить. Спал между азером и армянином, совершенно не понимая причину их недоброжелательного соперничества — ведь Карабаха тогда еще не было. Или был? Землетрясение в Степанакерте случилось чуть позже, когда я уже работал на полковой почте. Сумгаит тоже. А про геноцид армян я, воспитанный в духе советской “дружбы народов”, ничего не знал.

Но каждый из них — и лопоухий боксер Галуст, и худосочный хитрованистый Эмин почему-то пытались на меня влиять. Склонить на свою сторону. Застилая койки колючими, сиротскими одеяльцами, они сверкали глазами, если их взгляды скрещивались.

Кажется, это называлось “ленинский прбизыв”: горбачевский указ, по которому в СА призывались все студенты, окончившие первый курс. Меня забрали сразу после летней сессии. Два самых сложных предмета, латынь и зарубу (зарубежную литературу), пришлось сдавать в один день.

Из одного только преподавательского милосердия я получил четверки, ибо в семестре совершенно не учился: любовь на первом курсе, все как положено. Ее звали Натаха Журавлева, по секрету она призналась, что среди ее родственников водились турки. А турецкие женщины в том году считались самыми красивыми на планете — советское телевидение тогда начало показывать конкурсы красоты. Первой московской красавицей стала Маша Калинина, а тогдашней “Мисс Вселенная” — роскошная турчанка с эффектной прической. Я до сих пор помню, как она выглядела в минуту триумфа. Копна смоляных волос и тонкий обруч бриллиантов.

Частные предприниматели тогда тоже начали появляться. Только-только. Их называли кооператорами. Рыночная экономика, все дела. Причастились и мы, бедные студенты, живущие с родителями, скорее из любопытства, нежели из кровной необходимости. Заработав первую трудовую копеечку, на зимние каникулы мы с двумя Наташами, Журавлевой и Мамонтовой, поехали в Москву. Тратить. В кинотеатре “Россия” показывали фильм “Человек со звезды”. Фильм не понравился.

Приехав в столицу, тормознулся у знакомых знакомых на Щелковской, а девушки остановились где-то на Рязанском проспекте. Разумеется, после кино я отправился провожать их, обряженных в немыслимые шубы, эффектных и неизбывно провинциальных. Темнело рано. Улица Горького тускло освещала мир вокруг. На бобровом воротнике блестел московский снежок, и я был совершенно счастлив.