Еще до переезда в Америку я читал о том, как типично для индивидуалистичных американцев не знать даже ближайших соседей. В нашем кондо владельцы сменяются так часто, что на сегодня я знаю людей только из двух квартир — мою многолетнюю союзницу Энн и нашего очередного священного врага Марка (великого комбинатора и, как всегда, жильца квартиры номер 6). В 3-й номер год назад въехала новая владелица, но с ее именем я сталкивался, только депонируя ее взносы, а в лицо вообще не помнил, лишь изредка встречая ее, гуляющую с собакой.
В поисках источника шума я продолжил свой обход, тайно надеясь, что скандалят Марк с супругой; они любят выпить, и их, особенно ее, склочность не вызывает сомнений, хотя пока что направлялась исключительно вовне. Дойдя до конца дорожки, я убедился, однако, что у них темно и тихо.
Вдруг где-то рядом раздался приглушенный голос:
— Это ваши соседи?
За забором стоял пожилой мужчина в пижаме, видимо, тоже вышедший на крики.
— Наверно, но не знаю которые.
Я вернулся под окна квартиры номер 3 и на этот раз услышал второй голос, тоже женский, но пониже тембром.
— Мать и дочь, — определил сосед, тем временем проложивший параллельный курс по своей территории и опять оказавшийся рядом. — Никакого мужчины, все в порядке.
Убедившись в отсутствии типового виновника всех бед, мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по домам. Вскоре улеглись и крики.
Засыпая, я вспомнил, что как-то на собрании кооператива говорили, что вот в 3-й номер въезжает женщина с дочкой переходного возраста. Она выгодно развелась и на вырученные деньги покупает эту квартиру. Так что все сходилось, и виноват был-таки мужчина — во-первых, самим своим отсутствием, а во-вторых, предоставлением двум страдалицам идеальной возможности терзать друг друга. В чем именно состоял материнский харассмент дочки, осталось неизвестным: велела ли она ей выключить свет, телефон, телевизор или вибратор.
FLOOR & BREAKFAST
25