Одна пьеса из конца 70-х тяготеет над шведским театром — так, что на нее даже пишутся вполне внятные и художественно состоятельные пародии. Икона национального театра, поэт и драматург Ларс Нурен в 1978 году написал пьесу “Воля к убийству”, к которой, как к улыбке Джоконды, прикованы взоры шведских театралов. В прошлом году стокгольмский театр “Гильотина” поставил, наверное, “дцатую” версию современной классики, расшифровывая смыслы, которые зашифровал Ларс Нурен. Легче и проще всего представить эту пьесу-загадку как ницшеанский вариант эдипова комплекса, вернее, его современной перверсии.
Пьеса — жесточайший, ножевой диалог ворчливого, пристающего, цепляющегося отца и холодного, расчетливого, слегка уставшего сына. Отец — развратный сатир, искушающий, пьяненький, похотливый, горячий, жалующийся на болезни и безденежье. Сын — Аполлон, однолюб, сдержан, собран, монолитен, обескровлен. Сюжет минимален: отец навещает сына в его квартирке, знакомится с его девушкой, втирается в доверие, в одну пьяную ночь склоняет ее, легко расточающую свои прелести, к легкому флирту с тяжелыми последствиями, наутро сын убивает отца почти ритуально — ножом мясника, как жертвенного агнца. Но смысл текста не в сюжете, а в драматическом напряжении, натянутом конфликте древнейших архетипов, мифологий. Кровь родная с родною не сливаются, а отталкиваются, бурлят, кипят от немотивированной злости: “Я похож на тебя, вот ты и боишься. И я боюсь тебя, потому что я на тебя похож”. Престарелый отец, влезая в шкуру сына, своего подобия, пытается имитировать его жизнь, нарушая ход времени, взрывая границы морали. Свершается “родовая травма”, которая в современном мире, пронзенном фрейдизмом, кажется вполне естественной, едва ли не атрибутивной, всеобщей. Современная культура наделила семью всеми прелестями ящика Пандоры — этакая закомплексованная ячейка общества.