Новый Мир ( № 9 2009)

И подруга, и шахматовский дом ушли в интимный подтекст, в невидимую часть айсберга. Но электричество черновых строк обеспечило достоверность ключевого мотива “родины-жены”. Блок летом 1908 года тянется к Любови Дмитриевне не из чувства некоего морального долга, а потому, что ощущает и осознает свое право на эту женщину (и даже на ребенка, прижитого ею “на стороне”). Этот неподдельный импульс перенесся на отношения поэта с Россией, с которой он говорит на равных, без почтительной дистанции. И без риторического нажима.

Первое стихотворение куликовского цикла отправлено с письмом Любови Дмитриевне, а на следующий день слагается второе, совсем иное по ритму и пронизанное тончайшими историческими подтекстами:

Я — не первый воин, не последний,

Долго будет родина больна.

Помяни ж за раннею обедней

Мила друга, светлая жена!

Глубокие корни. И такой же дальний заброс в будущее. И столетие спустя нам остается только повторить: “Долго будет родина больна”.

Первая читательница откликается на стихи искренне и точно: “В душе моей растет какое-то громадное благословение тебе и всему Шахматову, всем вам. Благословенная обетованная страна и в ней желанный, любимый, милый мой ты. Пишу ночью, пишу любя тебя до слез, моя радость”. “Страна” относится к Шахматову, но сам выбор такого масштабного слова говорит о том, что роль жены-родины автору этого письма пришлась по душе и впору.

В июле выходит книга “Земля в снегу”, вобравшая в себя “Снежную маску”, “Вольные мысли” и другие вещи, написанные после “Нечаянной радости”. “Кто посмеет сказать: „Не должно. Остановись”? Так я живу, так я хочу”, — заявляет автор в предисловии. И действительно, он живет безостановочно, находясь и в новом поэтическом пространстве, и в новой эмоциональной ситуации.

Девятого августа в Петербург возвращается усталая и подавленная Любовь Дмитриевна. Она в отчаянии от беременности, уродующей ее молодое тело. Но предпринимать что-либо уже поздно: доктора читают “нотации” и выпроваживают. Как “нотацию” воспринимает поначалу она и слова мужа о ребенке: “Пусть будет наш общий”. Между тем для Блока это решение принципиальное и ответственное.