Новый Мир ( № 9 2010)

Но два принципиальных отличия бросаются в глаза: 1) здесь отсутствует самый страшный кошмар российской тюрьмы — институт гомосексуального насилия, сакрального «опускания», после которого человек уже в принципе не может подняться; 2) совершенно незаметно присутствие в жизни тюрьмы оперчасти. Стукачи в фильме есть, но они дают показания в суде, а не докладывают «куму» обо всем происходящем в камерах. И за стукачество могут полоснуть бритвой по горлу, но не спустить штаны и всей камерой опетушить.

Этих двух отличий достаточно, чтобы понять, почему у нас никому даже во сне не может привидеться история рождения свободного человека в тюрьме. Для тех многоходовок, что выстраивает в фильме Малик, необходимо наличие не просто нескольких центров силы, но хотя бы одного формально цивилизованного: где свобода человека ограничена лишь писаными законами, где никто не вправе посягнуть на человеческое достоинство и где признанной ценностью служит развитие, совершенствование и рост, а не стирание в порошок всякого поднявшего голову «я». Французское государство в «Пророке» равнодушно, слепо, высокомерно, ему, кажется, наплевать на то, что происходит внутри криминального гетто, оно охраняет только периметр… Но то, что за колючей проволокой существует другой, по-человечески устроенный мир, как это ни парадоксально, дает герою возможность использовать, пусть и в противоправных целях, эту разность потенциалов, дает шанс встать выше примитивных законов стаи.