Новый мир. Книга 3: Пробуждение

Содружество одолевает по двум причинам. Во-первых, Союз ввязался в войну, катастрофически недооценив противника. Они считали, что Протектора больше нет. Чаяли, что противник растерян и полностью деморализован. Они ошиблись. Во-вторых, Содружество грамотно использовало технологическое превосходство, чтобы завоевать господство в космосе, а затем и в воздухе. После этого соотношение сил на земле, которое поначалу так пугало, уже не имело большого значения. Евразийцы все еще могли обороняться в своих крепостях или изнурять нас уличными боями в оккупированных городах, но они утратили главное — стратегическую мобильность. Стоило их войскам выйти на марш — их сразу же испепеляли с неба и из космоса. Их потери — в пять раз выше наших. Эта война продлилась так долго лишь из-за их упрямства. По этой же причине мы сидим сейчас в этих горах.

Впрочем, моего мнения никто не спрашивал.

— Спасибо вам, майор, — тем временем, вернул себе слово вездесущий Берни Андерсон, решив, что пора направить интервью в нужное русло. — Разрешите мне задать еще пару вопросов?

— У меня есть всего несколько минут, мистер Андерсон. Война не ждет. И я буду рад, если ваши вопросы будут не об операции «Скайшредер». Все равно у молодежи это слово теперь ассоциируется с видеоигрой, — с каменным лицом, будто и не выдал только что дежурную шутку, ответил Джакоби.

Кое-кто из публики благодушно рассмеялся, представив, каково было майору, когда в 92-ом Dream Tech выпустила виртуальный симулятор событий, которые он сам едва пережил, ставший хитом сезона среди геймеров.

Майор нравился народу. Я заметил, как две девицы из «Красного Креста», навострив уши и порозовев от возбуждения, обмениваются восхищенными взглядами. Любая из них, кажется, с удовольствием родила бы Фрэнку ребенка. Похожее выражение было написано даже на холеном и ранее надменном лице Керри Райс.

— Что ж, тогда я начну и вовсе не с вопроса, а с благодарности, — вдоволь насмеявшись шутке Фрэнка, с режущим слух натянутым благоговением и сердечностью проворковал Берни. — Позвольте от имени всех наших коллег и телезрителей поблагодарить вас за то, что вы для нас сделали, майор. Если бы не парни вроде вас, эта война могла бы закончиться совсем не так, как суждено. Я даже не знаю, много ли людей на всей планете, исключая разве что самого сэра Уоллеса, могут похвастаться таким грандиозным вкладом в сохранение нашего мира и цивилизации.

— Полноте, сэр! — отмахнулся от явно утрированных дифирамбов смутившийся майор. — Я категорически не принимаю похвал в свой адрес. Я лишь винтик в механизме. Как и вы. Как все мы. Один в поле не воин. Так было тогда. Так осталось и сейчас. Победа состоит из самоотверженности миллионов наших мужчин и женщин, на фронте и в тылу, каждый из которых заслуживает гордости и благодарности.

Я заметил, как взгляд Фрэнка слегка затуманился, будто он отвлекся на какую-то информацию, невидимую зрителем, которую он получил через нанокоммуникатор.

— Агнесса Рахадхаби, Indosiar. Майор, мы не будем отнимать много вашего времени. На фронте вы явно нужнее, чем тут, — взяла слово молодая журналистка со смесью арабских и индийских черт в модном голубом хиджабе. — Это интервью услышат и увидят миллионы людей. Вы бы хотели сказать что-то им всем? Военнослужащим-миротворцам и тем, кто ждет их дома?

— Да, спасибо за эту возможность, мэм. Я действительно хотел бы сказать кое-что.

Все вокруг навострили уши.

— Эта война, принесшая нам так много горя, еще не закончена, — собравшись, Джакоби начал изрекать то, ради чего режиссеры этого военного шоу, я уверен, и приказали ему «случайно» явиться на «Высоту 4012» этим вечером. — Мне больно говорить это. Но сердце подсказывает, что еще многим моим братьям и сестрам по оружию, которые, казалось бы, уже так близки к возвращению домой, придется принести суровую дань кровью, прежде чем озверевший враг прекратит свою бессмысленную агонию. Многие из бойцов сейчас слышат меня. И я хочу сказать им две вещи.

Сделав паузу, во время которой положил руку на плечо одному из своих людей, сидящих рядом, и посмотрев на десантников, внимающих его речи, Фрэнк продолжил:

— Я буду рядом с вами, парни. Я буду там, на передовой, где будете вы. И я отдам жизнь за нашу победу, если понадобится. А знаете, что согревает меня? Это вторая мысль, которую я хочу донести. Меня согревает сознание того, что я сражаюсь за правое дело. Понимание того, что моя грудь прикрывает наших жен, детей, пожилых родителей. Что я веду себя так, как подобает мужчине. И меня согревает вера в то, что на нас смотрит Господь Бог, благословляя наш тяжелый, но необходимый труд. И что каждого из нас, если такова судьба, он примет к себе с распростертыми объятиями…

— Вот черт, — непочтительно выразился я шепотом, не дослушав.

— Что такое, сэр? — встревожился Орфен, узнав эти интонации.

— Там наверху, похоже, решились на штурм, — горестно вздохнул я.

— С чего вы взяли, сэр? — шепнул легионер.

— А к чему еще эта речь? Похоже, пропагандисты решили морально подготовить кое-кого ко встрече с Создателем.

— Вы уверены?