Новый Мир ( № 1 2006)

С прошлой пятницы не писал тебе, Сонюрочка, но все так же раздумывал и писал о тебе нашим общим друзьям. По солнечному календарю в эти дни минул месяц с 18-го и 20-го марта, а по лунному — окончились

шлошим,тридцать дней траура по твоему отходу. Но для меня лично ничто не “исполнилось”, и если бы не это мое письмо к тебе, не знаю, смог ли бы я держаться на людях так, как это предписано правилами приличий.

Хотя я и не писал тебе, но вопрос, на котором я в прошлый раз остановился, не сходил с порядка дня и ночи. И снова твоя неподатливая сдержанность дает основание для противоречащих предположений.

С одной стороны, ты открыто возмущалась, когда я даже вскользь упоминал о продолжительном “самоубийственном” периоде в моей жизни (приблизительно с начала 1907 г. до 1913-го, с последующими рецидивами). Ты возмущалась, содрогалась, обрывала меня: “Не хочу ничего знать об этом…” Так же ты относилась к записям в моих дневниках того времени: когда я клал на стол одну из тех старых тетрадок, ты отворачивалась, продолжала читать что-либо свое или даже как будто невзначай выходила из комнаты. Я старался проникнуть во внутренний смысл этого “негативизма”, и самой простой разгадкой его, мне казалось, могло быть то, что ты слишком дорожила реальностью нашего сосуществования, чтобы допустить даже в мыслях возможность ее зависимости от осуществления или неосуществления моего юношеского “сумасшедшего” замысла.

“Чего ты так боишься? — я спросил тебя однажды безо всякой задней мысли. — Ведь фактически я не наложил рук на себя, но если бы я это сделал тогда, ты никогда не встретилась со мной и ничего не знала бы о моем существовании. Так что, в сущности…”

“Перестань! — ты оборвала меня. — Ты сумасшедший и всегда был сумасшедшим, — перестань меня мучить…”