Новый Мир ( № 1 2006)

Сейчас, когда художника Макса Авадьевича Бирштейна не стало, его портрет (“М. А. Бирштейн в Тарусе”) выглядит как портрет-прощание. Пожилой мужчина ссутулился, угадывается слабость в ногах, но портрет во весь рост; бледно-желтые глаза смотрят куда-то сквозь то, что видят, взгляд очень зрячий, блеклые цвета, как будто жизненные силы и сама жизнь уже иждиваются потихоньку. Но “интеллигентская” белая кепка зажата в руке, но жесткие стрелки на брюках и жесткая линия ширинки. Низкая линия горизонта, отчего весь образ приобретает ренессансную монументальность. Прощание, почтение, но очень сдержанно (sostenuto). О чем это? А о мужественности, о благородстве. По-моему, все мужские портреты Николая Ватагина в конечном счете о мужественности и благородстве и лишь иногда — об их отсутствии. И художник В. Севастьянов (большое темно-желтое луноподобное лицо, глаза — две узкие белые лодочки независимо друг от друга и носа плавают на лице, не встроенные ни в какую конструкцию; напряженные брови и строго параллельные волны морщин на лбу — силится что-то понять сквозь толщу непонимания), и Олег Клинг (пурпурная грань щеки, пурпурные жгуты шейных мышц восходят к голове из выреза черного свитера, пурпурная стрела носа — большая цельность облика и, видимо, самой модели), и Сергей Мелик-Пашаев и другие — это всё Мужчины.